Алиса покраснела, а я, хмыкнув, прошла в кабинет.

— Доброе утро, Катя.

— Доброе утро, я перевод принесла, — проговорила я и положила на стол бумагу.

— Спасибо, — он быстро пробежал глазами по принесенной мной записи и отложил в сторону. — Присаживайтесь, если у вас сейчас нет важного задания, мне бы хотелось с вами немного пообщаться.

— Да, конечно, — мне это совсем не понравилось, но я сдержанно присела на стоящий рядом стул.

— Меня интересуют ваши отношения с майором фон Вольфом, — мужчина пытливо смотрел на меня, сцепив руки в замок и перебирая при этом большими пальцами.

— Между нами нет ничего такого, о чем бы вы не знали, — расплывчато ответила я.

— Габриель мой лучший солдат. Он смелый, верен рейху. Но в последнее время он становится слишком сентиментальным, а такие быстро гибнут на войне. Мне не хотелось бы, чтобы мелкая интрижка стала преградой в выполнении его предназначения. Вы меня понимаете?

— Господин оберст, при всем уважении, но вам, по-моему, не со мной нужно говорить на эту тему. Привязанность Габриеля ко мне зависит исключительно от него самого, и я не в силах уменьшить или увеличить ее, коль таковая имеется. И, кроме того, более опасной для рейха, на мой взгляд, является мелкая интрижка старшего начальствующего состава армии, которая только что вышла из вашего кабинета, — совершенно не испытывая страха я сделала намек на Алису.

— Это не мелкая интрижка! — сузив глаза проговорил оберст.

— Прекрасно, что вам дает тогда повод называть мелкой интрижкой то, что чувствует ко мне майор фон Вольф?

— Я не говорю о нем, я говорю о ваших чувствах к нему. Я прожил жизнь и уважаю любовь. Я понимаю, что вы в вашем положении должны искать защиту, просто меня бы очень расстроило, если бы вы сделали Габриелю больно. Он потерял семью, вы знаете. И когда мы с ним познакомились в самом начале войны и до недавнего времени это был другой человек — жестокий, властный, отменный солдат. Он многого добился на войне. За последнее время он изменился, я думаю причиной тому стало то, что он встретил вас. Нехорошо использовать людей, Катерина, особенно если они испытывают к вам чувства. Я не приветствую чувства на войне. Но мы порой не имеем власть над этим.

Помолчав немного, поскольку совершенно не была готова к разговору такого рода, а еще и с военным начальником, я решила просто сказать то, что думаю по поводу всего этого и не изворачиваться перед этим видавшим виды человеком:

— Господин оберст, когда начинались эти отношения, то ни о каких чувствах ни с одной стороны, ни с другой речи не шло. У майора был свой определенный интерес, у меня свой. И если сейчас Габриель чувствует ко мне нечто большее, чем просто удовлетворение своих мужских потребностей, то в этом моей вины нет! И нечего мне предъявлять то, что я расчетливая и падшая женщина! — с негодованием бросила я.

— Я такой ответ и ожидал услышать, это честно. По крайней мере вы честная девушка, я уже это понял, и надеюсь, что вы отнесетесь с пониманием к тому, что я вам сказал. А теперь можете идти.

Я встала и пошла к выходу, но возле дверей обернулась и решила все-таки внести ясность:

— Я может и не испытываю к майору фон Вольфу сумасшедшей и головокружительной любви, но он мне очень нравится. Он многому меня научил за то короткое время, что мы вместе, а это многого в жизни стоит, уж поверьте мне. По своей воле я не сделаю Габриелю больно никогда. Можете быть спокойны.

Оберст кивнул, давая понять, что благодарит меня за сказанные слова и я вышла в коридор.

Да уж, по своей воле я вообще никому никогда не сделаю больно, да вот только я забыла упомянуть, что человек я подневольный в данный момент, помимо «хочу-не хочу», есть еще и «должна». А это уже другая тема для разговора.

Выйдя из кабинета оберста, я увидела Габриеля, который заходил в оружейную комнату и проследовала туда. Постучавшись я спросила:

— Если я зайду, ты орать на меня не будешь?

— Заходи, я винтовку себе выберу и поедем.

Очутившись внутри этой запретной комнаты я с восхищением осмотрелась вокруг. Чего здесь только не было! Пулеметы, автоматы, винтовки, патроны, ну целая сокровищница для военных людей! Было бы неплохо, если бы хотя бы половина этого добра попала к партизанам.

Габриель осмотрел две винтовки и остановившись на одной из них весело сказал:

— Думаю эта будет не хуже твоей. Поехали?

— Поехали, — взвизгнула я от радости и мы вышли из здания.

Стрельбище находилось на огороженной колючей проволокой территории, совсем недалеко от города. Когда мы туда приехали там тренировались еще несколько солдат, явно делающих успехи в стрельбе.

Отойдя на приличное расстояние от них, каждый из нас хорошо проверил свое оружие. Пожилой немец расставил мишени и мы заняли свои позиции. Первым стрелял Габриель. Он производил выстрелы быстро, практически не тратя время на прицеливание, и результат при такой тактике восемь из десяти был отменным.

Я же наоборот, стреляла медленно, тщательно учитывая все, даже малейшее дуновение ветерка. Аида Львовна учила меня не только отменно говорить на немецком. Она считала, что хороший разведчик должен уметь делать все, поэтому заставляла львиную долю времени проводить в тире, где я делала большие успехи по мнению моего инструктора, который даже рекомендовал было отправить меня на фронт снайпером, но на этот счет у командования было свое мнение и я оказалась там, где оказалась. Результат десять из десяти заставил Габриеля подойти ко мне и с уважением пожать мне руку. Пожилой же немец проговорил:

— Мадмуазель давно держала в руках оружие?

— Не знаю, года два назад, наверное, — пожав плечами проговорила я.

— Отлично стреляете. Слишком хорошо для гражданского человека. Да еще и для барышни. Либо вы от природы одаренная, либо же вас где-то хорошо готовили.

Похлопав меня по плечу, старик-немец пошел приводить мишени в порядок, я же, прижав к себе свою винтовку, будто боясь с ней расстаться и еле сохраняя спокойствие в голосе проговорила, обращаясь к фон Вольфу:

— Поедем домой, холодно что-то.

У Габриеля был вид человека, который сам для себя сделал какой-то вывод. Он без слов