Азали. Из носа ее текла кровь. Целительница резко выплюнула заклинание (Ниенна не слышала, какое именно, но догадалась, что это пресловутая остановка сердца), и тварь на несколько секунд замерла, осоловело хлопая глазами.

А затем сделала неуверенный шаг вперед, потом еще один, помогая себе крыльями.

«Промахнулась!» — с ужасом поняла некромансерка.

Ниенна застонала и попробовала перекатиться на правый бок, чтобы встать, но едва успела опереться на локоть, как василиск прыгнул и очутился совсем рядом. Еще мгновение — и острая когтистая лапа встала ей на грудь.

Было больно. Словно три гигантских зазубренных крючка вонзились под ребра. Какое там заклинание! Ниенна от ужаса даже не смогла закричать. Василиск смотрел на нее в упор страшными немигающими очами гигантской змеи.

«Только не в глаз. Милосердная Смерть, только не в глаз!»

Но тварь не нападала, и даже не щелкала клювом, в котором пузырился желтоватый яд. Только молча играла с жертвой в гляделки.

— Какого… беса… тебе… надо? — слова выходили из груди медленными болезненными толчками.

И тогда в голове возник голос. Женский, обволакивающий, бархатный, проникающий в самое нутро.

«Вставай и иди за моим сыном, — шептал он. — По незнанию ты уничтожила моих славных детушек, но тебе простится, ведь сила твоя выше, чем их всех, вместе взятых… Я заберу ее, и ты будешь прощена!»

— Кто ты? — обессиленно закрывая глаза, подумала Ниенна.

И перед сомкнутыми веками заплясали разноцветные вспышки. Вот они слились в одну, и некромансерка увидела лицо. Нечеловечески прекрасные глаза, в которых плескался янтарный мед. Тысячи покорных мушек проваливались в них до этого дня, тысячи провалятся после. И с радостью отдадут никчемные свои жизни за возможность порадовать госпожу. Так было всегда, испокон веков, и так будет, пока мир не сгинет окончательно.

Пахло болотом, скошенной травой и рогозом, летними полянами, залитыми солнцем, мшистыми корнями в глубоком лесу, прелой прошлогодней листвой. Прекрасная женщина с белыми плечами, темными волосами и тонкогубым ртом смотрела на Ниенну, не отрываясь.

«Приди ко мне, девица! — в чарующем голосе послышались требовательные нотки. — Ты не можешь мне сопротивляться, никто из вас не сопротивлялся…»

И хватка в голове Ниенны резко ослабла. Ледяной порыв ветра пощекотал ее макушку, заставив тело покрыться мурашками. В солнечном сплетении заворочался холодный ком — покалеченное однажды тело напоминало о своих тяготах.

Да. Цена, уплаченная за победу над Тридамат, была велика. Но и награда за этот бой оказалась не меньше размером. Никакой иной богини у Ниенны быть не могло, кроме Милосердной Матери, дарующей страждущим вечный покой.

Она — некромансерка. Она склоняется только перед Смертью, что не пустила ее в небесную обитель раньше срока, но зато наградила благословением и частью своей силы. Ее, девчонку-первокурсницу, даже не чародея с огромным колдовским опытом, живущего на свете не одну сотню лет!

И никаких иных богинь для Ниенны больше не существовало. Даже тех, кому испокон веков не могла сопротивляться ни одна живая душа.

Ибо все живые в этом мире равны перед величием Смерти.

Ниенна с трудом разлепила губы.

— Да пошла ты к иглобрюху в пасть, — с презрением выплюнула она и закашлялась.

Прекрасная дева закричала, лицо ее исказилось в гневе, по белой коже начали цвести уродливые пятна. Куда только подевалось неземное очарование? Выпученные желтые глаза, тонкий безобразный рот. Черный язык, трепещущий меж отвратительных губ.

Жаба, как есть жаба!

Пол под Ниенной содрогнулся от чьей-то тяжелой поступи. Некромансерка вынырнула из липкого вязкого морока, хватая воздух пересохшим ртом. Василиск вздрогнул, а затем выпучил глаза и разинул клюв — чья-то сильная рука, обмотанная в тряпицу, твердо держала его за алый гребень на затылке.

— Знаешь, что делают с бесноватыми зверюгами, вдруг решившими напасть на людей? — нехорошим тоном спросила вставшая над ними Герда.

Голос подруги звучал глухо, как сквозь вату. Валькирия рывком потянула василиска наверх, тот яростно зашипел и начал дергаться во все стороны. Ниенна тут же перекатилась на бок и поднялась на четвереньки. Хребет ныл, в глазах двоилось, саднила грудь под разорванным когтями балахоном.

Тварь судорожно извивалась, пытаясь выбраться из стальной хватки Герды. Яд из полураскрытого клюва брызгал во все стороны, оставляя на синем мундире многочисленные дырки.

— Еще и одежу изгадил, паразит, — посетовала Герда, а затем размахнулась и швырнула ящера в самый дальний угол. Василиск пролетел над бочками с вином, едва не задев кончиком шипастого хвоста выпутавшегося из колбас Эдгара, миновал составленные в кучу жбаны с маринованными огурчиками и впечатался в огромный холодильный шкаф, доверху набитый деликатесными оливками, померанцами и лимонной кожурой. Толстая дверца из зачарованного противоударного стекла окрасилась кровью. Тварь съехала на пол с вякающим звуком, попыталась приподняться на дрожащих лапах — и снова рухнула, уже насовсем.

Второй шанс для удара заклинанием, что высасывало жизнь, Ниенна не упустила. Так и пальнула — почти вслепую, стоя на коленях, потому что ноги от усталости уже не держали.

*

Дальнейшее ей помнилось смутно, хоть Азали и быстро нейтрализовала воздействие яда василиска.

Из подвала выгребались на своих двоих, чертыхаясь по дороге. Альбрехт со стоном потирал макушку, Бродди — ушибленную задницу. Мадам Георгина к тому времени очнулась и сидела, окруженная стайкой щебечущих девиц. Увидев Герду, на чье могучее плечо опиралась едва передвигавшая ноги Ниенна, а следом Эдгара, волокущего за хвост мертвого ящера, девки подняли визг.

— А ну тихо все! — рявкнула не своим голосом Азали и щедро угостила присутствующих парочкой отрезвляющих заклинаний. — И без ваших истерик голова кругом идет!

Девицы живо очнулись и принялись хлопотать. Поднесли своим спасителям чарки с тем самым золотым вином (Ниенна наотрез отказалась, попросив теплого молока с медом), навели порядок в комнате. Студиозусы, воспользовавшись гостеприимством, рухнули вповалку на огромную кровать. Все равно по прямому назначению она никому сегодня не пригодится.

— Надо жандармов вызвать, — задумчиво произнесла Герда, уставившись в зеркальный потолок. Посмотреть было на что. Все помятые, поцарапанные, мундиры и балахоны рваные, сами с головы до ног в древесной стружке да занозах. Довершал картину петух, устроившийся у Бродди на животе. Птицу оставили наверху, и она времени даром не теряла — успела украсть со стола и раздербанить кисть винограда. Но никто не стал ее за это ругать — сил не было.

— Нельзя жандармов, — тут же заохала мадам Георгина. — Увидят господина Краковаца, доложат королю. Слухи нехорошие пойдут, он ведь женат…

— Вот леший, — выругался Альбрехт. — Ладно, я пошлю сигнального дракона нашему декану. Пусть преподаватели явятся, расколдуют обоих, может, расскажут что-то интересное. Потом уж вызовем стражей правопорядка…

Дальше все закрутилось очень быстро. Колдовать в