— Это подставка, товарищ генерал, все подстроено.Костюковский не мог убить прокурора. Я знаю его много лет, могу поручиться заэто. Вернее, мог бы, — горько добавил Колчин.

— В любом случае похорон пока не будет. — Нефедов снованачал чертить что-то в своем блокноте.

— Товарищ генерал, эти убийства связаны с моим уголовнымделом. Все это звенья одной цепи — ликвидация Иванченко в Минске, Бахтамова вМоскве, убийство Крымова, наконец, эта трагедия в Минске. Разрешите мнедопросить по делу полковника Фогельсона.

— Не разрешаю, — очень спокойно сказал Нефедов, — у вас нетникаких оснований.

Колчин опустил голову. У него действительно не было никакихаргументов, кроме эмоций. А их нельзя было рассматривать в качестведоказательств.

— Тогда мне остается взять пистолет и попытаться убитького-нибудь, — невесело заключил он.

— Это вы всегда успеете. — Нефедов встал из-за стола, жестомпригласил Колчина за собой в комнату отдыха.

Только включив на полную мощность радио и проверив работускэллера, исключавшего возможность работы записывающих устройств, Нефедовобратился к своему следователю.

— Ты был прав, — тихо сказал он. — Сегодня звонил ГенрихГуставович из Минска. Иванченко действительно убили, дав ему лекарство,разработанное в лаборатории наших разведчиков. Мы уже договорились с моимколлегой из Минска, что они будут охранять старика. Жалко, если и Шварцапопытается кто-нибудь убить, — подмигнул он.

Колчин все понял.

— Спасибо, товарищ генерал.

— Нужно выяснить, что за всем этим стоит, — продолжалНефедов, — но очень осторожно. Понимаешь, не нравится мне эта активностьМиронова и других. Может так получиться, что ничем тебе помочь не смогу.

— Я знаю, — серьезно произнес Колчин.

— И еще. Только для тебя. Кроме Фогельсона, на работу впоследнее время был принят подполковник Скребнев. Никуда он не уезжал. Видимо,его убрали, как и остальных. Или спрятали. Но это не Крымов, я узнавал.

— Тогда почему убрали Крымова?

— Это уже задача для тебя. Ты и думай. Мы сделали фотороботпредполагаемого убийцы, но, думаю, его не найдем. Слишком четко и быстро всебыло сделано.

Нефедов кивнул, и они вышли из комнаты.

— В общем, товарищ подполковник, проявите благоразумие, —громко произнес Нефедов, — понимание ситуации. В связи с тем, что вчера былубит еще один сотрудник группы «Рай» подполковник Крымов, я думаю, будетправильно, если вы возьмете на себя расследование и этого дела. В милиции обовсем знают. Можете поехать туда и взять их протоколы. В конце концов, убитыйбыл нашим сотрудником.

— Слушаюсь. — Колчин выходил от генерала в хорошемнастроении. Правда, сердце все равно болело за Игоря. И за его семью. Но онпонимал: Нефедов прав, выезжать сейчас в Минск было не просто опасно, но иглупо. Это никак не могло помочь расследованию убийства прокурора республики,но осложнило бы его собственное положение и косвенно могло подтвердить винуубитого Костюковского. В Минске была возможность любой провокации, а его свиданиес семьей погибшего могло создать некоторую непосредственную угрозу и для нее.

И все равно он чувствовал себя подлецом, предающим памятьсвоего друга. Он понимал, как его семье нужна именно в эти минуты поддержка,доброе слово друга. И от бессилия готов был бросить все и ехать в Минскнемедленно. Но это было невозможно, и Колчин осознавал это.

Когда он уже выходил из кабинета, собираясь отправиться вмилицию за материалами дела об убийстве Крымова, снова раздался звонокгородского телефона. Подумав немного, он поднял трубку. Это была жена.

— Ты извини меня, — печально сказала она. — Услышала потелевизору сообщение об Игоре и совсем потеряла голову. Конечно, он не могэтого сделать. Просто я не сразу все поняла.

— Ладно, — перевел дыхание Колчин, — хорошо хоть теперьпоняла. Спасибо.

— Ты сегодня-то хоть придешь?

— Приду. Рубашку нужно поменять. Да и душ принятьнеобходимо.

— Что тебе приготовить? Пельмени?

Это было любимым блюдом Колчина. Он улыбнулся впервые за этоутро.

— Что хочешь. Спасибо тебе.

— Федор, — позвала жена.

— Да, — насторожился Колчин.

— Эти убийства в Минске как-то касаются и тебя?

Он хотел ее успокоить, сказать, что все в порядке, обмануть,но тяжелый ком, застрявший в горле, не давал ему возможности говорить.Обманывать не хотелось, говорить правду было невозможно.

— Приеду — поговорим, — наконец выдавил он.

— Будь осторожен, — очень тихо попросила жена и перваяповесила трубку.

Колчин устало опустил трубку и вышел из кабинета, закрывдверь на ключ. «Может, попроситься на прием к директору ФСК? — подумал он. — Аесли директор в курсе всех дел? Может, Миронов и Фогельсон действуют с егоблагословения? Тогда я не сумею даже выйти из здания. И Нефедову достанется. Влучшем случае его отправят на пенсию. Неужели секреты, которые они оберегают,стоят стольких человеческих жизней? И нужно ли охранять государство, когда воимя его ценностей убивают граждан этого государства? И что может быть ценнеечеловеческой жизни?»

Все эти невеселые мысли мелькали у него в голове, пока оншел по коридору. Можно взять оружие и застрелить мерзавца Фогельсона, можнодаже убить Миронова, но вернуть Игоря уже нельзя. И быстрее вылечить Борисатоже нельзя. Кроме того, Колчин прекрасно сознавал, что решение об устранениипрокурора республики могло приниматься только на очень высоком уровне. На такомуровне, что об этом было страшно думать. И Миронов, и Фогельсон были лишьобычными исполнителями этих заказов. Кто-то более страшный и более грозныйстоял в тени, отдавая столь быстрые и четкие приказы. Иванченко убилимастерски, подсыпав ему в еду какое-то специальное лекарство. Полковник Лукахинговорил ему об этом. Но кто мог получить разрешение на применение этоголекарства? Кто санкционировал убийство Иванченко?

В дежурном автомобиле, кроме водителя, сидел еще один офицериз оперативного отдела, выделенный для охраны Колчина по личной просьбегенерала Нефедова. Колчин, уже ничему не удивлявшийся, сел на заднее сиденье ипопросил отвезти его на Петровку, в здание УВД Москвы.

Сидя в автомобиле, он по-прежнему пытался анализировать,стараясь понять логику неизвестного ему руководителя всей этой страшной машины.Убийства были совершены с хронологической точностью. Сначала в Москве и вМинске убрали Бахтамова и Иванченко, затем, также одновременно, убрали Крымоваи Костюковского. Заодно убрали и прокурора республики, знавшего о мошенническойпроделке белорусских спецслужб с телом покойного Иванченко.