Вот оно, проклятье оборотней! Хорошо тому, у кого есть пара в полнолуние. Кто способен обращаться зверем — тому тоже легче. Что делать нам, полукровкам? Прежний государь Славии любил оборотниц, брал их в наложницы. Теперь я понимала, почему. Не могла понять только одно: отчего же так сильно на меня влияет зов крови сейчас? Раньше было намного легче. Почесав ладонь, сообразила: брачные метки. Интересно, а Оберлинг испытывает то же самое?

Сон не шел. Я металась по комнате, то и дело натыкаясь на мебель. Распахнула окно, впуская холодный ветер и снег. Снова начиналась метель, круглой желтой луны не было видно за тучами, но она никуда не исчезла. Она была где-то там над горами, над лесом — выпускала в кровь свой яд, кружила голову, звала, обещала блаженство. Я упала на колени, взывая к Милосердной Матери всего сущего — бесполезно! Мать не слышала меня. Может быть, это всё от того, что я не почитала ее своими благодарениями, не творила её ритуалы и в храме-то была раза два проездом. Вскочила, задевая стул бедром, рванула ворот платья, задыхаясь.

— Да что ты скачешь там, как коза! — раздался злой голос Оберлинга из мыльни. — Никакого покоя! Я же просил сидеть смирно!

Он распахнул рывком дверь, и я с безумием во взгляде уставилась на него. С влажными черными волосами, в наспех надетом халате поверх голого тела — еще видны были капли воды, стекающие по шее на покрытую черной шерстью грудь. Под его тяжелым взглядом я едва не замурлыкала как кошка. Был бы у меня хвост — я бы немедленно его задрала.

Хлопнуло окно, сильный порыв ветра с грохотом ударил дверью мыльни об косяк. Оберлинг медленно, очень медленно закрыл дверь, прислонившись к ней спиной.

Платье у меня было непростое, со множеством пуговок впереди, на корсаже. Часть из них отлетела несколько минут назад. Следующую пуговку я подцепила пальцем и расстегнула. Максимилиан завороженно сделал шаг вперед. Ему (нам) хватило всего трех пуговиц. Налетел на меня вихрем, ни слова не говоря стиснул мои плечи, нашел губы. Я не помню, как мы оказались на кровати, как прочь полетело платье. Помню только, как с наслаждением запускала руки под его халат и впивалась в его плечи ногтями. Помню, что было темно и жарко, несмотря на настежь распахнутое окно, помню, как Оберлинг рычал, словно дикий зверь. Впрочем, мы оба были дикими зверями: оборотни, что с нас взять.

Я проснулась от того, что у меня замерзли ноги. Максимилиан спал в моей постели — взъерошенный, помятый, с алыми полосами на плечах. Длинные ресницы бросали тени на впалые щеки, рот был чуть приоткрыт. Выбравшись из-под его руки, я закрыла окно, и, немного подумав, снова нырнула в теплую постель. Не просыпаясь, он подгреб меня под себя и укутал одеялом.

Мне не было стыдно или неловко. Я наслаждалась ощущением тела, столь отличного от меня. Где я была мягкой и гладкой, он был тверд и волосат. Рядом с ним кисти моих рук казались темными, а остальное тело — белым как снег.

Мне всегда встречались красивые мужчины. Или это я видела их такими? Теперь у меня красивый муж и, возможно, будут красивые дети.

Детей я не хочу. Я еще не готова. Детей нужно рожать любимому мужчине, чтобы восхищаться, видя в них черты отца, чтобы радоваться, когда муж держит сына или дочь на руках. Я бы родила ребенка Таману. Ему — хочу. Представила в своих руках маленького смуглого малыша с раскосыми глазами, представила шальные от счастья глаза степняка и расплакалась.

Всё так запуталось! Я лежу в постели с мужем, с которым только что предавалась любовным утехам, мечтая родить ребенка от другого. И тому, и другому я неверна.

Вернуться в Степь после случившегося немыслимо. Это предательство. Я никогда не смогу взглянуть Таману в глаза. Лучше бы мне никогда больше не видеть его. Решено, я остаюсь в замке Нефф.

Наутро я проснулась поздно, было уже светло. В комнате горел камин, услужливая Анна приготовила мне платье. Подушка, лежащая рядом, выправлена, одеяло приглажено — словно и не было ничего. Вот только я обнаженная под одеялом. Захватив полотно, отправилась в мыльню, набрала воды в лохань и с блаженством опустилась в нее. Если останусь тут жить — попрошу Макса заказать медную ванну. Конечно, лучше бы фарфоровую, но в горы ее доставить будет сложно.

— Вы сегодня заспались, миледи, — раздался из дверей веселый голосок моей горничной. — Позвольте, я помогу вымыть голову. Жаркая ночь выдалась?

Я нехотя повернула голову на девушку, готовящую кувшины с водой. Щеки ее горели, глаза стыдливо опущены. И любопытно ей безмерно, и неловко, и страшно — не осеку ли я ее. По-хорошему, стоило и выговорить — нечего прислуге в хозяйскую постель заглядывать. Только ведь всё равно сплетничать будут, да и Максимилиана здесь любят. Так уж пусть лучше болтают, что у хозяев всё отлично, чем придумывают всякое.

— Полнолуние же, а супруг мой — оборотень. В полнолуние всегда жарко по ночам, — пожала плечами я.

— Полей на волосы. Лорд Оберлинг как?

— Встал раненько, — затараторила Анна, вгрызаясь сильными пальцами в мои многострадальные волосы. — C самого утра по замку бегает, да весь раздетый совсем. В одной рубашке. Вы уж ему скажите, миледи, чтобы потеплее одевался, простудится ведь. Лорд уж и позавтракал, и на дворе прогулялся, сейчас, никак в библиотеке.

— Пьет? — мрачно спросила я.

— Читает, миледи!

И столько восторга и благоговения в ее голосе, что впору на хлеб намазывать.

Скукота здесь в замке, только и делать, что читать. На юге-то зима — пора отдыха и развлечений. На санях катаемся, охотимся, в гости к соседям ездим, дети учатся много. А здесь — сиди в замке, как сыч. Тоже схожу книгу возьму. Только волосы высохнут.

Спустилась на кухню, попросила завтракать. Нет, мяса не надо, каша сгодится. Ну и что, что для слуг варилась, слуги что — не люди?

— Или ты, Марта, плохо моих людей кормишь? — прищурилась я.

— Да что ты, деточка! — возмутилась женщина. — Всех я одинаково кормлю. Только лорду мяса больше варю, да похлебку гуще: он же оборотень!

- Ну вот и положи мне каши как всем, — улыбнулась я. — Да со мной посиди немного, хватит скакать.

— А пожалуй, что чаю выпить самое оно, — согласилась Марта. — Да и тебе не одиноко будет.

Умяв кашу в мгновение ока (уверена, мой пыл не остался незамеченным), я опустила подбородок на сцепленные пальцы и уставилась на Марту. Пришло время задать тот вопрос, за которым я сюда и пришла.

— Марта, а лекарь в замке кто?

— Нет у нас лекаря, леди Милослава. Сбежал, гад, — вздохнула Марта. — Болит что? У меня травки разные есть, подберем чего-нибудь. Я у травницы местной закупаюсь.

— От беременности травки есть? — прямо спросила я. — Не готова я пока к детям.

— А лорд знает? — тяжело поглядела на меня экономка. — Не дам, коли лорд Оберлинг не позволит.

— Мне казалось, я его супруга и тоже твоя госпожа, — ледяным тоном сказала я. — Что значит, пока лорд не позволит? Я сама могу решать, что мне со своим телом делать.