– У нас необычное место, – с гордостью ответил парень, – мыникогда не принадлежали к профсоюзным здравницам. “Барвинково” – санаторийАкадемии наук. Тут живут ученые с мировым именем, многие здесь работают. Людипожилые, и для них созданы самые комфортабельные условия.

Я хмыкнула:

– Да уж! Мебель времен царя Гороха, и ни холодильника, нителевизора.

– Так ведь старый корпус! – всплеснул руками мой собеседник.– И цена маленькая, а в финских домиках полный ажур!

– Не верю.

Раздосадованный администратор стащил с доски витой ключик исказал:

– Пойдите и поглядите сами, они почти все пустые стоят, вотвам от первого номера.

Я открыла тяжелую дверь и принялась осматривать помещение.Да, тут царил иной пейзаж!

Небольшая прихожая со встроенным зеркальным шкафом,кухонька, где имеется мойка, холодильник “Айсберг” и двухконфорочнаяэлектрическая плитка. Комнат оказалось две. Поменьше – спальня с удобнойарабской кроватью, и кабинет-гостиная, где стоял отличный письменный стол,крутящийся высокий офисный стул и мягкая мебель, обитая светло-серым бархатом.Приглядевшись, я заметила кондиционер и довольно большой телевизор “Самсунг”.Интересно, почему Верочка предпочла жить в старом корпусе?

Увидев, что я возвращаюсь, администратор улыбнулся:

– Ну как? Понравилось?

– Очень, только непонятно, отчего люди не хотят жить в этихчудесных домиках… Парень тяжело вздохнул.

– Знаете, как сейчас ученым тяжело! Зарплаты копеечные, да ите частенько не выплачивают, в коттедже день шестнадцать долларов стоит, а встаром корпусе пять. Чувствуете разницу! Впрочем, еда для всех одинаковая,идите попробуйте.

– И что, тут отдыхают только академики и члены их семей?

– Нет, еще сотрудники всяких НИИ, а последнее время, чтобыне обанкротиться, стали пускать всех желающих. Правда, особо крутые сюда неедут, тут развлечений мало – ни дискотек, ни кино, ни бассейна, зато для работыусловия идеальные – тишина!

Из любопытства я заглянула в столовую, где мне дали тарелкувполне съедобного борща, котлеты с картофельным пюре и компот. Проглотивугощение, я вернулась в номер Верочки и растянулась на продавленной кровати.

Легкий майский ветерок тихо покачивал занавески. Пахловесной, молодой травой, распускающимися цветами. На деревьях весело чирикалидовольные птички, где-то далеко-далеко промчалась, тихонько гудя, электричка.Хорошо, наверное, пожить тут недельку-другую, ни о чем не думая, не заботясь охлебе насущном. Утром встать, потянуться, съесть поданный завтрак – и напрогулку… Никаких учеников, никаких Домов моделей… Когда же я в последний разотдыхала? В школьные годы Раиса отправляла меня всегда на месяц в пионерлагерь“Березки”, а два других я проводила у дяди Вити и тети Ани на даче. Тамареврачи не разрешали выезжать на юг, и она сидела все лето в Подмосковье. Потом,уже на первом курсе, мы с Томочкой съездили на озеро Селигер в молодежныйлагерь. А затем… А затем погибли ее родители, привычный уклад жизни рухнул,стало не до отдыха. Компенсацию за отпуск я всегда брала деньгами.

В этот момент на письменном столе задребезжал аппарат.

– Вас просят к телефону, – проговорил приятный женскийголос, – спуститесь, пожалуйста, в будку.

Я сбежала вниз и схватила пластмассовую, слегка надколотуютрубку. Сквозь треск и шорох донеслось взволнованное:

– Алло, Вера, ну наконец-то! Куда ты пропала! Незнакомыймужчина говорил не останавливаясь, не давая вставить хоть слово.

– Как так можно! Чуть с ума не сошел. Звоню, звоню, тебя всенет. Потом сказали: уехала. Я волноваться начал! Алло, ты меня слышишь?

– Простите, я не Вера.

– А кто? Кто вы такая? – заорал мужчина так, что у менязадрожали барабанные перепонки. – И где, черт возьми, моя жена?

– Ваша жена? Вы муж Веры Соловьевой?

– Где она? – настаивал собеседник. – Что-то случилось?

– Мне необходимо с вами встретиться, – решительно сказала я.– В восемь вечера у входа в метро “Тушинская”, успеете?

– Естественно, – фыркнул мужик. – Где Вера?

– Все при встрече.

– Как вас узнаю?

– Я не слишком полная шатенка с короткой стрижкой и голубымиглазами. Одета в светлосерый брючный костюм, в руках лаковая сумочка.

– Хорошо, – буркнул мужчина и отсоединился. Сидевшая наместе портье пожилая женщина улыбнулась:

– Поговорили?

Я кивнула и пошла к воротам.

К “Тушинской” я подъехала за полчаса до назначенного часа и,купив мороженое, села на скамейку. Но не успели руки развернуть хрусткуюобертку “Лакомки”, как над ухом раздался громкий голос.

– Это вы из “Барвинкова”?

От неожиданности пальцы дрогнули, шоколадная трубочкашлепнулась прямо на грязный асфальт.

– Простите, – сказал человек, – сейчас куплю вам новое.

Я подняла глаза. Передо мной стоял мужчина лет тридцати,довольно полный для своего возраста. Светлые русые пряди неопрятным водопадомпадали почти до плеч. Голубые глаза под невероятно черными бровями казалисьогромными, бездонными, словно озера Карелии. Впечатление от необыкновеннокрасивого лица портил простой российский нос картошкой. Подбородок у парня былпросто квадратный, слегка выдвинутый вперед. Наверное, он упрям и спорить с нимбесполезно.

– Сейчас куплю вам новое, – повторил мужчина.

– Не надо, просто не ожидала, что кто-то над ухом закричит.

– Где Вера?

– Покажите свидетельство.

– Какое?

– О браке. Вы же сказали, будто являетесь мужем Соловьевой.

Мужчина тяжело вздохнул, шлепнулся рядом со мной на скамейкуи, уставившись на тающее мороженое, пробормотал:

– У нас гражданский брак, отношения официально не оформлены.Вера не хотела!

– Почему?

– С какой стати я должен перед вами отчитываться?

Я посмотрела в его слегка растерянные выпуклые глаза и тихо,но четко произнесла: