Предельник застонал — тихо, сквозь зубы, вися на поручнях иглядя, как умирает его сын. Потом ввалился внутрь тамбура. Сделал шаг,закачался, опустился на колени.

Из спины разбойника торчало лезвие кинжала.

Когда, когда успели?

Виктор склонился над Предельником, пытаясь оценить длинулезвия и точку удара. Разбойник захрипел, роняя на металлический пол кровавуюпену.

Правое легкое пробито. Не спасти. Никак.

Отодвигая Виктора, небрежно переступая через разбойника,гном встал в открытых дверях. И вовремя — по перрону, вдоль набирающего ходпоезда, бежали оставшиеся Водные.

— Посторонись! — шипящий крик Готора резанул уши.

— Ваш билет, — невозмутимо ответил гном.

— Выродок пещерный! — взвыл маг. — Как ты смеешь!

— Никто не ездит по Пути бесплатно.

— Мы выгоним вас из нор! Затопим, как сурков! Ещепоплатитесь…

Гном пожал плечами и захлопнул дверь. Поезд раскачивался,набирая ход.

Ярослав, только сейчас поднявшийся с пола, на корточкахподполз к отцу. Заглянул в лицо и тихо, по-детски заныл.

— Молчи… не позорь имя стражей… — с натугой вымолвилразбойник. Посмотрел угасающим взглядом на Виктора: — Мы сделали все… чтомогли.

— Я знаю, — вымолвил Виктор.

— Ты доволен, Владыка?

Доволен? Тем, что за четверть часа за него — из-за него —полегли трое молодых парней, а теперь умирает и этот несчастный?

— Я благодарен тебе.

— Владыка… возьми… — Рука Предельника ??отянулась квнутреннему карману куртки. Сжала что-то — и застыла навсегда.

Виктор развел сведенные в последнем усилии пальцы, достал изладони разбойника то, что тот так стремился достать.

Портрет. Маленькая миниатюра на овальном керамическоммедальоне. На таких ожидаешь увидеть профили римских цезарей или приукрашенныехудожником женские личики.

На этом портрете было лицо Виктора.

Фиолетовая дымка, на ее фоне — его собственное лицо. Чутьболее жесткое, наверное… впрочем, жесткими могут становиться любые лица.

Виден еще воротник рубашки — черной, глухо застегнутой.Никакой подписи, ничего. Как снимок, перенесенный на камень.

Вот только медальону этому — многие и многие годы. Бытьможет, столетия.

Мальчик, всхлипывая, сидел рядом. На медальон глянул мельком— значит, видел не раз.

— Что будем делать с телом? — глухо спросил гном. — Боец былотважный… если хотите — на следующей станции я прикажу рабочим Пути похоронитьего.

Виктор посмотрел на мальчика — тот никак не реагировал.

— Слава, — язык не повернулся называть его сейчас взрослымименем, — как похоронить твоего отца?

— Пусть на могиле напишут «Страж Серого Предела». — Ярославхлюпнул носом. Слезы стремительно просыхали. — И больше ничего, Владыка.

— Сойдешь на следующей станции, — сказал Виктор. —Проследишь, чтобы все было как надо. Я дам тебе денег на обратный билет.

— Владыка!

— Не спорить! — рявкнул Виктор.

Еще не хватало — брать на душу ответственность за жизньребенка. И без того счет немал!

— Владыке служат, а не прислуживают. — Ярослав встретил еговзгляд.

— Конечно. Вот ты и будешь служить. Вернешься и передашьРаде, хозяйке ресторана, записку от меня. Все, разговор окончен.

Виктор встал, опустил медальон в карман. Гном задумчивосмотрел на него.

— Где мое купе?

Тихо-тихо стало над исполинским Клыком.

Ритор плавно повел перед собой левой рукой, словно отодвигаяневидимый занавес. Ласковые струйки ветра коснулись висков, играя, побежали пощекам. В небесах над головами семерки медленно разворачивала крылья птица нептица, стрекоза не стрекоза, бабочка не бабочка; белесые нити складывались впару громадных крыльев, казалось, обнимающих всю землю, от Теплого Берега доневедомых северных тундр; извив, извив, еще один — и так без конца; тяжелоплетутся Кружева, особенно — когда еще не настал час полной силы.

Ритор задавал тон и темп. Он, старший, обязан былчувствовать всех и знать, когда следует прибавить (ошибешься, изливая силу —Ветром в прах развеет), когда же, напротив, помедлить, облегчить ношу старикам,Гаю и его брату. Пожилые маги работали виртуозно. Они умели многое, оченьмногое — но годы брали свое. Здесь, на вершине Клыка — одно дело, а схватка смолодыми магами Торна — совсем иное.

Они должны найти их обоих. И Дракона, и — хорошо бы! — егоУбийцу. Если Торн не блефовал — а он почти наверняка не блефовал — Убийца ужедолжен быть здесь. А Дракон? — кто знает… Ритор не мог до конца положитьсятолько на свои чувства. Приход Властителя — не торжественный парад, тем болеепока Крылатый не прошел всю цепь посвящений. Даже Ритор нуждался в колдовстве, чтобыотыскать явившегося в Срединный Мир его вековечного хозяина.

Найти двоих — почти непосильная задача. Но, проклятие, ониобязаны продержаться. Или найти хотя бы Убийцу — что сложнее, он ведь отражаетмагию слабее, чем Дракон.

Гай тянулся. Белые крылья в небе — след его протяжки. Как иветер, туго-натуго спеленутый, воющий и ярящийся в тончайшей, незримой трубе,свирепо рвущийся наружу, — Гай ткал бесконечную живую нить, которую Сандра иСалли завивали в небе причудливым узором. Мало кто смог бы различить вхаотическом сплетении узора линии великих Рун, принесенных изгнанниками из-заГорячего Моря…

Ладонь Асмунда стала совершенно мокрой. Парень старалсявовсю, через него сейчас текла Сила, и ему приходилось принимать на себя почтивсю чудовищную мощь отдачи — гнев сонных громад аэра, пробужденных отдремотного и теплого сна, безжалостно брошенных в неистовую круговерть надкаменным Клыком. Мальчишка старался, как мог. Каждый изгиб в узоре Крыльевотзывался мучительными спазмами в легких — казалось, исполинский насосбеспощадно высасывал из них воздух, трещали и гнулись ребра. Однако Асмундстоял, и никакая боль не способна была заглушить восторг — как же, он теперьодин из настоящих магов, и его волей развертываются сейчас над Клыкомисполинские Крылья…

Болетус предупреждающе кашлянул. Крылья ветра, парящие надКлыком, сейчас со всей отпущенной магам Стихийного клана мощью тянули к себемириады мельчайших струй Воздуха — от всех пределов громадной страны.

Беря разбег над бескрайней, чуть всхолмленной равниной,протянувшейся на сотни километров к северу от Теплого Берега, ярящиеся потокинеслись прямо к Клыку. Там, в высоте, с каждым мгновением нарастал бешеный рев— Ветер не любит вопросов, он не подчиняется никому, сведения можно вырвать унего лишь силой — и горе тому, кто не сможет выдержать ответного удара.