Над ними творилось нечто невообразимое. Изящный узор крыльевпревратился в белесый хаос, пятно живой гнили на темном теле аэра; Риторувиделось там искаженное нечеловеческим гневом лицо. Вихрь мял и рвал эту белуюмглу, закручивая исполинский водоворот над острием Клыка; ревущий поток рвалсяна северо-запад, в открытый Солли путь, но границы трещали — распирало, подобнотому, как в половодье распирает бока деревянных отводных лотков; внизу, подскалой, царила мертвая тишь — предвестник либо сокрушительной бури, либо… либоблагополучного исхода.

— Бери Асмунда и прочь отсюда! — скомандовал Ритор. Соллилишь покачал головой. Как он стоял, Ритор понять не мог. Ветер резал магу лицо,как бритвой. На висках уже стали видны кости. Длинный шлейф крови тянулся Соллиза спину, однако маг все равно стоял.

Ветер добрался и до Ритора. Вцепился в плечи, с неодолимойсилой поволок к обрыву. Асмунда протащило по камням; мальчишка охнул и открылглаза.

— Вниз! — приказал Ритор. Паренек больше уже ничего не могсделать. — Линза!

Асмунд торопливо кивнул. Кажется, понял.

Ритор швырнул его за край площадки, точно куль с мукой.

Пришло время доучиваться, Асмунд.

Теперь — на помощь Солли. Вдвоем они должны продержаться,пока не истает стянутая к Клыку сила.

Но Солли уже не мог держаться. Он истратил все, что имел.Лицо его превратилось в одну сплошную кровавую маску. Ветер с особойжестокостью содрал с него скальп. Ритор лишь мельком подивился, как Солли ещежив… и точно рассчитанным толчком под колени заставил волшебника упасть.

Рушились, истаивали скрепы, никто больше не направлялураганный поток, и тот, в дикой радости от освобождения, заплясал, мечась, какмолодой норовистый бык, из стороны в сторону, круша все, до чего могдотянуться. И наверное, он натворил бы немалых бед… если б городок Воздушных нестроился с расчетом как раз на подобное буйство. Свой пик силы ураган ужеминовал; поваленные заборы, выбитые окна да вырванные кое-где с корнем деревьяне в счет.

…Когда стих вой, Ритор с вершины Клыка увидел, как на улицывыплеснулась толпа. Народ бежал к скале, и, Ритор знал, ни Сандра, ни Асмунд неостанутся без помощи.

А перед глазами Ритора стояло лицо того молодого мужчины вчерной куртке, с нелепым в его руках эльфийским клинком. Лицо Убийцы Дракона.

* * *

На Викторе сухой нитки не было. Он разделся, выжал одежду иразвесил по стенам купе. Замотался в колючий толстый плед, сел у окна.

Наверное, с «отдельным купе» он погорячился. Это была целаякомната на колесах. Стены обтянуты розовым шелком, на потолке — две лампы вабажурах из цветного стекла. Массивная кровать, которой место в музее, а не впоезде, круглый стол с двумя креслами, резной бар красного дерева, заполненныйбутылками и кувшинчиками. Надо же — после безумия схватки на перроне пришел мигкомфорта.

Ярослав тоже смотрел в окно. Виктору было не по себе отмолчаливой сдержанности паренька — нет, это не равнодушие, конечно, не цинизм…И все же от мальчишки, только что потерявшего трех братьев и отца,подсознательно ожидалась иная реакция.

— Ты видел раньше этот медальон? — Виктор кивнул, указываяна лежащую на столе миниатюрку.

— Да.

— Где?

— Он висел на стене у нас дома. Иногда отец его брал ссобой… когда уходил надолго.

Исчерпывающая информация…

— Ярослав, я пока мало что понимаю в вашем мире.

Мальчик слегка пошевелился, по-прежнему глядя в окно. Тамбежали холмы и перелески — мирный, буколический пейзаж. Чем дальше от дороги,тем гуще становился лес, сливаясь на горизонте в непроходимую чащобу.

— Отец говорил, что вы не сразу осознаете себя, — ответилон. — Я… я понимаю. Медальон — это знак стража Пределов.

— Твой отец был стражем. Значит, он следил за мертвыми,чтобы те…

Мальчик повернул голову, удивленно посмотрел на Виктора.Стало понятно, почему он так упрямо пялится в окно, — в покрасневших глазахзастыли слезы:

— За мертвыми? А что за ними следить-то? Стражи смотрят,чтобы живые не обижали мертвых.

Виктор не нашелся что ответить — так нелепо выгляделаситуация.

— Они ведь не виноваты, — чуть укоризненно сказал мальчик. —Их вернули в мир, заставили думать и двигаться — когда они уже умерли. Им и такне досталось вечного покоя — так пусть достанется просто покой. Серые Пределыне дают им выйти и вредить живым. А живые… живым все можно. Они ходят заПредел, неживых добивают, снимают с тел украшения, кольчуги, оружие. Воруютвсякое… у мертвецов там свои поселки, всякие странные вещи… нам-то и незачем, авсе равно воруют… Вот на севере, где Пределы через городок прошли, монахи целыйинститут организовали. Ходят через Предел… изучают.

В его голосе послышалась обида.

— А там же наши, все наши! И люди, и эльфы, и гномы. Они невиноваты, что была битва, а потом их снова подняли из мертвых. Там мой прадедгде-то… там последний эльфийский правитель и гномий совет… Стражи как могутнарод попугивают. Мы… — это «мы» прозвучало так, словно мальчику было леттриста, — тогда специально остались. Клятву дали, что раз предали братьев, недали им умереть, так теперь будем защищать. И защищаем.

— Поэтому твой отец разбойничал? — не удержался Виктор. —Чтобы отпугивать от Пределов?

Мальчик опустил голову. Тихо сказал:

— Нет… не только. Для этого тоже… но у нас тяжело жить.Зверья почти нет, и земля не родит — Пределы рядом. Жить чем-то надо…

— Я понимаю, — сказал Виктор. Через силу, потому что не мог,все равно не мог оправдать разбойников. Никогда ему не хватало доброты, чтобыпонять уличную гопоту или благообразных казнокрадов, разваливших страну. Издешних разбойников оправдать он не мог — несмотря ни на что.

— Вы все равно на нас сердитесь, — сказал мальчик. — Я знаю.Вы сердитесь, но только простите отца.

— Я простил. Честное слово. — Эти слова дались легче,искреннее, и Ярослав благодарно кивнул.

Виктор встал, прошелся по купе, открыл бар и порылся вбутылках. Выбрал кувшинчик попроще — вдруг за все это придется еще платить? —бокал и вернулся за стол.

Напиток был божественным. Не бренди, как он вначале подумал,а крепчайший сладковатый ликер, в чьем вкусе угадывались десятки трав. Накувшинчике были выдавлены какие-то руны. Наверное, эльфийский напиток?

— Когда будет станция, ты сойдешь, — велел он.

Мальчик молча кивнул.

— Посмотришь, чтобы Предельника похоронили как положено. Ивернешься домой. Кто там у тебя остался?