— Никого.

— Не пропадешь? — помолчав, спросил Виктор. Нельзя позволятьмальчишке увязаться за ним, поддавшись жалости.

— Не пропаду.

— Хорошо. Я посплю. Когда будем подъезжать к станции —разбудишь.

Мальчик кивнул:

— Еще не скоро. Мы Пределы огибаем.

Виктор глянул в окно, словно можно было в лесном мореобнаружить грань между миром мертвых и миром живых.

А ведь и впрямь — можно!

Это было почти неощутимое, неявное — и все же несомненноеприсутствие Силы. Будто пронесся через лес бурный поток — и деревья слегкаприсели, покосились; будто промчался шквал, изломав, скрутив ветви; пролетелбыстрый верховой пожар, опалив, обуглив верхушки; взвилось облако пыли, навечноосев на листьях. Тянущаяся через лес полоса, тонкая, почти неприметная — и досих пор, несмотря на сотни прошедших лет, живая. Барьер, граница. Серый Предел.

— Именем Четырех Стихий… — прошептал Виктор.

Опять наступило, нахлынуло — он уже не был собой или нетолько собой был…

— Воздухом и огнем, водой и землей — вечными силами отделяювас от живых…

Поезд тряхнуло. Мигнули лампы. Мальчишка уже не сидел накресле, он сжался в углу, с ужасом глядя на Виктора.

— И ставлю Серый Предел между вами и теми, кому лишьпредстоит умереть…

И тут — ударило еще сильнее. Контрапунктом. Заволоклосознание. Провал, водоворот, вихрь, пламя…

Последние. Двое последних. Уже ощутивших его силу, ужедогадавшихся, что даже им — не устоять. Пылающий лес, ливень льет с серыхнебес, но шипит, испаряясь, не в силах коснуться размокшей почвы. А он идетсквозь огонь — ему дана эта власть, даны силы противостоять всем стихиям.

И двое последних понимают это.

Небо больше не держит их, воздух подламывается под крыльями,и ливень прижимает вниз, и земля расходится под чудовищным весом чешуйчатыхтел, и смертоносное пламя, так послушно испепелявшее врагов, теперь грозитвзорваться в пасти.

Значит — они встретят его в человеческом облике.

Значит — и он настигнет их как человек.

Расплата. За тысячелетнее господство, за ярость инепреклонность, за нежелание поделиться хоть капелькой власти, за самомнение игордыню.

Он выбран — и он станет знаменем новой эры. Вестникомсвободы.

Лес расступается, мелькает вдали полоска реки — и на берегуон видит последних. Мужчина и женщина, мужчина — в черных латах, женщина — вразорванной тунике. Ей досталось больше в скоротечные моменты схватки внебесах.

Мужчина в черных латах идет вперед, навстречу ему. Лицонаглухо закрыто решетчатым забралом шлема. Ладонь сжимает рукоять меча. Вголосе усталость — но не страх и даже не ненависть. По крайней мере они умеютпроигрывать достойно.

— Зачем ты преследуешь нас? Мы уходим. Мы уже на Тропе. Выхотели свободы? Берите ее…

В словах есть правда, но время милосердия ушло.

— Вы уйдете в никуда. Ибо я — Убийца Драконов.

Мужчина достает меч. Может быть — он еще верит в победу. Аможет быть — ищет красивой смерти…

Это прошло. Так же быстро, как и началось, оставив лишьгудящую тяжесть в голове и слабость в руках. Поезд покачивался на рельсах, заокном, утонувшая в лесах, тянулась незримая граница.

— Что со мной, а? — то ли мальчика спрашивая, то ли к себеобращаясь, сказал Виктор.

Вот только сын Предельника не знал ответа. А уж сам Виктор —тем более.

Однако паренек старался.

Казалось, что мальчик старательно подбирает слова, пытаясьвысказать как можно проще нечто, ему прекрасно понятное и никогда нетребовавшее объяснений.

— Маги живут в кланах, на берегу океана. Человеческие городаим не нужны. Есть Стихийные кланы. Их четыре. Они главенствуют в мире.

— Понимаю. Это мне уже говорили.

— Есть кланы Звериные, — Ярослав дернул плечами. — Оборотни.Они способны перекидываться… обращаться в животных. Они слабее, но их сила тожевелика…

Он явно собирался продолжать. Много ли, мало ли знал сыннесчастного Предельника — но сейчас это было явно чересчур. Из глубины вновьподнимались разрушительные видения — и огонь, и вода, и рушащиеся горы, исметающие все смерчи. Виски рвануло болью — на миг показалось, что головунасквозь пронзила стрела.

Взмахнув рукой, Виктор заставил паренька замолчать.

Дальше идти нельзя. Все, вбираемое тобой, отражается впамяти, словно в кривом зеркале, собирающем жгучий жар солнца. Нельзя братьсразу и помногу. Слишком велик соблазн — сразу, от первого «знатока» узнать всепотребное, получить все готовеньким. Что-то хранило Виктора… или, может,очутившегося рядом.

— Владыка… — Мальчик явно забеспокоился, молчание Викторазатягивалось.

— Все хорошо. — Виктор сглотнул ставший в горле комок. — Вымне и впрямь помогли. Я благодарен твоей семье за помощь.

Может быть, Ярослав и почувствовал ложь в его словах. Нопреклонение перед Владыкой было слишком велико.

— Скоро станция? — спросил Виктор.

Мальчик долго смотрел в окно.

— Да… скоро. Полчаса, час…

— Ты сойдешь, — повторил Виктор. — Возьми.

Потянулся к сохнущим джинсам, достал мешочек сдрагоценностями. Молча отделил три кроваво-красных рубина.

— Мы служим вам не за деньги, Владыка!

— Знаю. Но я вознаграждаю за преданность.

* * *

Сразу же после стычки Лой Ивер с Торном ее осведомителямпришлось потрудиться в поте лица.

Итак — где Огненные?

Почему, кроме Ритора, не было никого из Воздушных?

И из-за чего, собственно говоря, два могущественных магадошли до рукопашной? Почему Торн решил презреть все писаные и неписаныетрадиции, устроив свару прямо на ее, Лой Ивер, балу?

Что все это значит?

Когда дело пахло «подпаленными хвостами», как говорили уКошек, Лой предпочитала грубой силе лесть и хитрость. Лесть, хитрость и,конечно же, хороший совет. Только надо, чтобы советчики не поняли, что чем-топомогли ей.

У нее собрался ближний круг, доверенные подруги (если толькок Кошкам вообще применимо такое определение) — всего трое, но больше и не надо.«Вероятность провала, — наставляла маленькую Лой ее бабка, Ивер Первая, — прямопропорциональна числу посвященных в тайну».