Её лицо осветилось. Девочка была рада отсрочке, которая далабы ей возможность хоть как-то пополнить свои медицинские знания.

— Как только сыщу замену. Но уж точно не завтра. Вы гдеостановились… молодой человек?

Капитан по-прежнему избегал на неё смотреть.

— В «Сторожевой собаке».

— Я пошлю за вами, когда у меня будет штурман… Ну, ребята,взяли! Я покажу дорогу.

Мы вышли за печальной процессией, но повернули в другуюсторону.

— Ах, Клара, — всхлипывая, жаловалась мне Летиция. — Этоужасное событие образумило меня! Я не имею права прикидываться доктором!Несчастный добряк чуть не умер у меня на глазах, а я не знала, что нужноделать. Ты помнишь осмотр? Эти грубые люди доверчиво предъявляли мне свои тела,потрёпанные морями и грехами. Помнишь, некоторые радовались, что на кораблетеперь будет свой лекарь. Они надеются и рассчитывают на меня… Ах, что же мнеделать?

Она шла и плакала, благо улицы были тёмные, а на улице намвстречались одни пьяные.

Спать Летиция так и не легла. Бродила по тесной комнате,натыкаясь то на стол, то на кровать и всё бормотала.

Я сидел на спинке стула, сочувственно кивал. Девочке нужнобыло выговориться, а перед безмозглым попугаем изливать душу гораздо проще, чемперед чужим человеком.

В конце концов я даже удостоился похвалы.

— Милая моя Кларочка, ты превосходная собеседница. Ни разуне перебила, — с усталой улыбкой сказала Летиция, когда тьма за окном началасереть. — Знаешь, что я сделаю? Я найму на «Ласточку» настоящего доктора. Средиврачей много добросердечных и порядочных людей, ведь их ремесло относится кразряду самых благородных. Предложу двойную или тройную против обычного плату ипоручу выкупить отца. А если не найду подходящего лекаря, поговорю о том же скорабельным священником. Судя по тому, что он идёт в плавание без жалованья,это должен быть бескорыстный человек, истинный служитель Божий. Что ты об этомдумаешь?

Я скептически наклонил голову.

В жизни не встречал лекаря, который не был бы бессердечнымвыжигой. Такая уж это профессия — она делает человека нечувствительным к чужимстраданиям. О священниках и монахах я тоже не слишком лестного мнения. Побольшей части это либо изуверы, либо бездельники, а если и попадается меж нимичистая душа, ужиться в такой среде ей трудно.

— И не спорь, идея прекрасная! — объявила Летиция. — С утраэтим займусь.

Приняв решение, она легла и тут же уснула. Бедная девочкаужасно устала — и телесно, и нравственно.

А мне не спалось. Я сидел и смотрел на её осунувшееся лицо.С коротко стриженными волосами оно стало таким беззащитным!

Дай Боже, чтоб моей питомице удалось найти достойногочеловека, который сможет отправиться вместо неё в Сале. Но внутренний голосподсказывал: этого не будет; храброй одинокой девочке предстоят большиеиспытания. От кармы не убежишь, думал я, вздыхая.

Когда небо порозовело, я открыл окно и полетел над крышами.С юности люблю встречать восход. Рождение нового дня — самый красивый иволнующий миг в вечном круговороте жизни. Бывало, все мы, Учитель и егоразномастные ученики, каждое утро садились у воды, на краю нашего блаженногоострова, и смотрели, как с востока на запад пятится Чернота, отступая поднеотвратимым натиском Света.

Прекрасней всего восход над морем. Я сел на крепостную башнюи замер, охваченный благоговейным трепетом.

По воде легла широкая переливчатая полоса, и город Сен-Маловесь заискрился, будто от прикосновения волшебной палочки. Засверкали шпили,крыши, флюгера. На верхушках мачт по железным бугелям и медным скрепампробежали красноватые сполохи. День обещал быть погожим.

Я стал смотреть в сторону порта, чтобы разглядеть средьпрочих кораблей нашу «Ласточку» — и увидел её почти сразу же.

Прилив позволил судам пришвартоваться прямо у набережной.Многие капитаны воспользовались этим для разгрузки и погрузки, так что возни исуеты на пирсе было предостаточно. Но лишь на одном из кораблей были поднятыфлаги, как это делают перед самым отплытием. Это была «Ласточка».

Бретонский штандарт с горностаем полоскался на верхушкегрот-мачты. Королевские лилии развевались на корме. Я подлетел ближе, увидел намостике Дезэссара, который распоряжался погрузкой бочонков с ромом. Ром — самоепоследнее, что обычно грузят на корабль. Эта предосторожность нужна, чтобывахтенные в порту не перепились от безделья.

«Л’Ирондель» уходит? Как так?!

Должно быть, пока я любовался восходом, посланец капитанаразбудил Летицию.

Со всех крыльев понёсся я в гостиницу и обнаружил, что мояподопечная спит крепким сном. Никто за нею не приходил!

Я кинулся будить её, для чего пришлось воспользоваться клювом.

Она ещё хлопала глазами, а я уж принёс ей парик, швырнул накровать кюлоты и красноречиво сел на подоконник.

Не теряй времени, золото моё! В порт! Скорей!

Прошла минута, а то и две, прежде чем Летиция перестала наменя браниться и задумалась.

— Ты ничего не делаешь просто так, моя вещая птица, —сказала она, поднявшись. — Я должна одеться и куда-то идти?

Наконец-то! До чего тупы и непонятливы даже самыесообразительные из людей!

— Ты права! Уже светает, мне нельзя терять времени. Прежде всегонужно выяснить у капитана, когда он всё-таки рассчитывает отправиться в путь.Потом приступлю к поисками доктора.

Пускай так. Только скорей, скорей!

Мы отправились на пирс. Я всё время летел впереди, понуждаяЛетицию убыстрить шаг. В какой-то миг ко мне в душу закралось сомнение. Что яделаю? Зачем? Не вмешиваюсь ли я в течение кармы? Не лучше ли, если фрегатуйдёт в море без нас? Но если б я не поступил так, как поступил, это, пожалуй,было бы предательством по отношению к моей питомице. Это во-первых. А во-вторыхизменить течение кармы совершенно невозможно.

На набережной девочка сама увидела, что «Ласточка» готовитсяотдать швартовые. Все матросы стояли у борта, на берегу собрались провожающие.Кто-то кричал, кто-то смеялся, кто-то плакал.

— Мерзавец! — ахнула Летиция.

Она протиснулась через толпу, прыгнула прямо на фальшборт исоскочила на палубу.