Нужно было взять себя в руки и работать. Под осуждающим взглядом фармацевта Вадим принял не одну, а сразу две таблетки, попросив воды. Посидел еще минут десять в сквере под старой липой, как когда-то перед этим Ксюша и Яна. Посмотрел на часы, прислушался к себе — ничего не хотелось, внутри ничего не было — выжженная пустыня, по которой ветер гоняет пепел… пустота. А впереди сегодня еще две встречи и одна из них с бывшим шефом.

Что понадобилось в их конторе этому старому черту, Вадим не знал. Только то, что вопрос финансовый, иначе задействовали бы кого-то другого. И нельзя ударить в грязь лицом, и просто адресно послать тоже нельзя, хотя по многим признакам он давно уже определил, что Спиваков точно сработал тогда сводней. Не зря он пригласил его в кабинет, когда из него еще не ушла Елена. А потом был тот прием и пригласительный непонятно с какой стати. Просчитать, что он увлечется такой женщиной, было несложно. Перед ней почти невозможно было устоять, а если тот самый сексуальный призыв направлен на тебя — вообще без вариантов. А я вот устоял — с дикой тоской думал Вадим, — и на хрена все было вообще — так бездарно, бессмысленно, до этого вонючего пепла внутри?

Младший Спиваков — двоюродный дядя Елены и бывший хозяин «Стратегии защиты», вошел в кабинет Вадима, даже не постучав. Вошел уверенно, будто до сих пор являлся начальником конторы. Как всегда, старый хрен одет с иголочки, выбрит «до синевы», надушен… Вадима передернуло — он почти не выносил сейчас парфюмерных ароматов. Не раздражали только духи мамы — горькие, сухие… осенние, как и этот день за окнами кабинета.

Вышел из-за стола встретить посетителя. Вяло пожал энергично протянутую руку, вскинул взгляд на движение за спиной мужчины и обмер — в кабинет заходил муж Елены… скорее всего. Именно так он определил для себя того мужика с кладбища — с носом…

Почему так дернулось внутри при виде него, было понятно — элементарный стыд. Он тогда нажрался, как скотина — в стрессе от Ксюшиного признания. И потянулся туда, где возможно ему стало бы еще хуже — не стало. Выбить клин клином не вышло. Зато было много алкоголя, сожаление, протест, жалость, сопли — потеря человеческого обличия… В таком состоянии его и застал этот человек, а такое неприятно в любом случае — даже если это не был муж Елены. Но даже и тогда — только стыд за себя тогдашнего. Вины он не чувствовал — Елена сразу обозначила свой статус.

К сожалению, в наше время он воспринимался нормально, хотя что тут нормального? Живут рядом, но не вместе два чужих друг другу человека — из разных соображений, и хорошо, если не врагами, как его родители. Но она говорила — муж хороший человек, хотя и невыносимо скучный. Скучный — это нормально, понимал Вадим. Как чувствует себя, так и ведет. Значит, ты дала ему заскучать, голуба… Но женщинам такие вещи не говорят, промолчал тогда и он. И старался выглядеть «нескучным» для нее — из штанов лез. Долго так протянуть не смог бы, понимал он теперь — заскучал бы…

Если это действительно Ленкин муж… — думал Вадим, и вопрос встанет о конфликте интересов… он будет на стороне носатого, а никак не бывшего шефа. Тот помог ему тогда. Видно было, что с отвращением — через себя. Теперь его очередь.

Умер отец Лены. Была в этом какая-то мрачная ирония… судьбы, наверное. Алексей хорошо помнил те его слова — «не бросай меня в старости, сынок». Не дожил мужик до старости, не довелось…

Лены не было уже почти два месяца. Ее мать, выждав положенные сорок дней, улетела лечить здоровье куда-то «на воды». Справедливости ради нужно сказать, что смерть дочери, действительно, переживалась ею тяжко. Нестарую еще женщину накрыло состояние почти полной прострации, сменяющейся короткими просветами и лучше бы их не было — тогда вызывали скорую и опять погружали ее туда же…

Алексей перепоручил ее медикам, оставаясь с притихшим Ленкиным отцом — его молчание пугало в разы сильнее, чем вопли и стоны матери. Сидели… молчали рядом — почти привычно уже, наработано. Потом, через какое-то время мужчина заговорил:

— Лены нет… Это факт.

Алексей выпрямился в кресле, чувствуя, как внутренности продирает холодом не так от слов, как от тона, каким было сказано — обреченно-деловитого.

— Я к тому, что нужно решать, что делать со всем этим хламом, сынок… Хорошо подумай, что оставишь себе.

— Пасеки, само собой. В остальном — решайте сами. В «Музыке» поработаю столько, сколько нужно, потом хотел бы уйти и оттуда. В планах Алтай.

— Я помню, ты говорил. Подумай еще, где будешь жить.

— Есть место, недалеко. Недавно появилась хорошая дорога, а там…небольшая река, заросли дикой фиалки в лесу — съездим с вами, посмотрите. Я думаю — понравится, как летний вариант. Это там, где теперь основная моя контора, — помолчав, признался Алексей, — хотел поставить там дом — теремом. Хороший, современный проект и не так дорого — нашей с Леной квартиры хватит для начала. Участок уже купил, но со стройкой чуть подожду… определюсь окончательно после поездки на Алтай.

— Хватит для начала? Тогда продавай. А я подпрягу финансистов и стану потихоньку оценивать бизнес и подыскивать покупателей — нужно избавляться от лишнего. Иначе все на твою голову…

Как дальше шли дела, Алексей не знал, но почти успокоился потом на счет тестя — тот с головой погрузился в работу, осуществляя свой план. От его помощи отказался:

— Занимайся своим делом. Нужно будет — скажу.

Что он скоропостижно… сообщили Алексею по телефону. И вот это был настоящий удар. По ощущению, сейчас умер еще один его отец. Когда-то давно — еще раньше, у него была Ленка, а сейчас имелись друзья — хорошие, проверенные и просто неплохие знакомые, но такой прозрачности в отношениях, такой близости на самом тонком и деликатном душевном уровне, как с тестем, у него не было ни с кем, даже в детстве с родным отцом. Они понимали друг друга без слов — в молчании, по взглядам. Алексей понимал это так, что оба смотрят на жизнь одинаково и видят ее похоже.

Похоронами Романа Евгеньевича занималось испытанное уже похоронное бюро. Теща из-за границы не приехала — похоже, что действительно не смогла. Новая смерть в семье вполне могла подкосить ее еще больше, если не окончательно. У них с Алексеем были нормальные отношения, но и только, так что он легко выдохнул, узнав, что на этот раз ее здесь не будет.

Отбыв очередные поминки в кафе, в кругу многочисленных родственников семьи Спиваковых, он уехал на ближайшую свою пасеку, наконец хорошо выпил там и уснул. А утром поехал на кладбище. Сидел там… березы, скромные уже птичьи трели, легкий сквознячок с оврага, а еще запахи — позднего лета, осени почти. Смотрел на фото Ленки и отца и думал, думал… В такие моменты всегда думается очень глобально, настрой получается каким-то…философским, что ли? Делаются выводы, подводятся итоги.

Алексея они не радовали — мужику почти сороковник, есть любимое дело, но это, пожалуй, и единственный плюс. И нет семьи, нет детей, любимого человека рядом тоже нет и вряд ли уже будет. Скорее всего, для него время любить ушло — глупо и бездарно потрачено на Ленку. Нужно было рвать с ней еще тогда — все и сразу, но первая любовь уходила медленно и мучительно, возвращаясь какими-то приливами и опять откатываясь потом… оставляя в душе гадкий запах тухлых водорослей… если уж сравнивать с морем. Но тогда он еще чувствовал ответственность за жену, и перед тестем в том числе. Ушел в работу, не решился менять все и сразу — не видел для этого серьезных причин.