Киллер, несмотря на великолепную военную подготовку, при выполнении задания нарушил правила.

Он позаботился о том, чтобы не оставить следов, но все же оставил свидетеля.

Ему не было равных в эффективности и быстроте, но он позволил десяти минутам утечь в никуда. Он совершенно спокоен, не дрожит, не колеблется, не молится богу, не задает вопросов и не выдвигает требований.

Эта капсула пустого времени по какой-то причине важна для него – в ритуальном смысле, подумал Йона.

Но в таком случае цепь причин, стоящих за убийством, может оказаться гораздо более сложной, чем они полагают, и тогда мысль об обычном терроризме – слишком простая.

Дверь трейлера открылась, и оттуда, натягивая капюшон на светлые волосы, вышла женщина в зеленом дождевике. Йона вылез из машины, запер дверцу и пошел навстречу женщине.

– Йона Линна, – сказала она.

– Меня тоже так зовут, – ответил он и протянул руку.

Женщина прогнала улыбку.

– Меня зовут Ингрид Хольм, я провожу вас к руководителю опергруппы.

– Большое спасибо.

Ингрид Хольм подвела его к калитке в некрашеном дощатом заборе между домом и гаражом и дальше, к лесу. Пахло вереском и нагретым мхом. Когда ветер шевелил кроны деревьев, на землю осыпалась сухая хвоя.

– Идите точно за мной, чтобы вас не видели с улицы, – предупредила Ингрид и увела его за кроны.

Она переговорила с кем-то по рации “Ракель”, послушала, подождала. Попросила Йону пригнуться, увела его за две сосны и валун, поросший белым мхом, и жестом дала понять, что он может распрямиться. Они поменяли направление и мимо высоких кустов сирени пошли по утоптанной тропинке к газону позади желтого деревянного дома с белыми углами. В высоком бурьяне под старой яблоней виднелись красный шар гриля и маленький батут.

Ингрид указала Йоне на белую дверь веранды с облупившейся замазкой возле хрупкого переплета. Полицейские в керамических бронежилетах стояли в прихожей, кухне и гостиной. В воздухе загустел запах страха, пота и оружейной смазки. Автоматические карабины покачивались на кожаных ремнях, черные каски лежали на полу. Экраны закрывали изнутри все окна первого этажа, чтобы с улицы не видно было движения в доме.

– Первая группа – на кухне, – сказала Ингрид, указывая на лестницу.

Йона протиснулся между одетыми в черное мужчинами, беспокойно ожидавшими возле ведущей на верхний этаж лестницы.

Через несколько часов иные из них погибнут, но сейчас они этого еще не знают.

В маленькой кухне стояла группа номер один – команда Густава, которая должна была войти за Йоной и штурмовать двери и окна, если начнется перестрелка или в доме окажутся заложники.

– Йона? – спросил мужчина с темно-карими глазами.

– Да.

– Это Йона Линна, он заходит первым, – пояснил мужчина остальным.

– А это мы. Мы заходим следом и спасаем тебя, – сказал мужчина с могучей шеей и бритой головой.

– Мне уже спокойнее, – улыбнулся Йона и пожал руки четверым, представившимся по очереди.

– У меня сегодня выходной, – заметил полицейский по имени Сонни, – но как пропустить такое!

Адам протопал так, что заскрипел пол, поправил бронежилет и отпил “Ред Булл” из баночки.

– Позвонить твоему брату, сказать, что сегодня ты можешь оказаться в вертолете? – спросил Август, сидевший на полу спиной к стене.

– Его старший брат – бортмеханик у нас, – объяснил Джамаль.

– Вряд ли там окажутся террористы, – сказал Август и зевнул.

– Каких найду – всех убью, – буркнул Сонни и стал разворачивать бутерброд с копченой ветчиной.

– Густав наверху? – спросил Йона.

– Да, они с Янусом уточняют последние детали, – ответил Джамаль.

Один из бойцов сидел на нижней ступеньке, глядя в никуда. При приближении Йоны он торопливо встал и отошел; он нервничал, движения были резкими.

Йона поднялся по скрипучей лестнице и вошел в тесную общую комнату, соединенную с двумя спальнями. Даже здесь окна были закрыты изнутри. Все уже заняли свои позиции. Разговор вполголоса, короткие фразы, как в самолете, который приземляется в непогоду.

Шеф группы Янус Миккельсен стоял с планом соседнего дома в руках и обсуждал что-то с оперативным командующим Густавом Ларссоном.

– Back in black, – сказал Янус, пожимая руку Йоне.

– Что думаешь о штурме? – спросил Густав.

– Вероятно, все пройдет спокойно, – сказал Йона. – Но на случай, если положение осложнится: преступник гораздо опаснее, чем мы думали раньше.

– Ситуация под контролем, – нетерпеливо заметил Янус.

– Я разговаривал со свидетельницей после нашей встречи… и мне кажется, преступник прошел военную подготовку класса “Морских котиков”.

– Да, такое полезно знать заранее, – серьезно сказал Густав.

– Черт возьми, у нас шесть снайперов, включая меня, – сказал Янус. – У нас двадцать восемь человек из оперативной бригады, автоматы-карабины, гранаты, М-46.

– Вы просто будьте готовы к тому, что этот преступник видит вашу тактику насквозь, – сказал Йона. – Он будет использовать то, чему и вы учились, он знает, как вы проверяете помещения, как держите оружие…

– А ну-ка начинай бояться! – Янус похлопал Густава по плечу.

Капли пота стекали по его веснушчатому лбу.

– Мы просто не готовы к такому. – Густав вытер рот.

– Если вы начнете нести потери, ломайте стандартную схему. – Больше всего сейчас Йоне хотелось, чтобы мальчик оказался вне штурма.

– Я спущусь, поговорю с бригадой насчет альтернативной тактики, – сказал Густав, покраснев. – Я же не хочу, чтобы ты потом рассказывал тете Анье, как я опозорился.

– Будь осторожен, – напомнил Йона.

– Мы все готовы отдать жизнь за нашего министра иностранных дел, – прошептал Янус и ухмыльнулся.

Густав взял каску и скрылся на лестнице.

Йона вошел в спальню с окном на лес и взглянул на экран компьютера, где шла запись всего, что происходило снаружи. Перед домом Паризы мотались на ветру голые ветки каких-то размытых деревьев.

Дом номер десять оказался желтым домом рядовой застройки пятидесятых годов. Куча сухих листьев у потрескавшихся ступеней, к стене прислонена метла с выцветшей ручкой.

До момента, когда Париза предположительно должна была вернуться домой, оставалось двадцать пять минут.

Янус добыл старые чертежи дома в городской строительной конторе. Из-за медно-красных кудрей и щетины его нервозное лицо казалось нежным.

– С тех пор как Париза ушла утром, мы не засекли никакой активности, – сказал он и положил чертеж на стол. – Но некоторые места видеть снаружи невозможно.