– В Афганистане все совсем по-другому… вчера я прочитала статью в “The Telegraph” о международном дне сумасшедших, – сказала Париза и чуть потерла рот. – В лондонском метро сотни людей решили проехаться без штанов. В Стокгольме тоже так делают?

– Не знаю. Думаю, что нет. – Йона посмотрел на большие оливки в чашечке.

Сорока чего-то испугалась и улетела, треща. Под полом скрипнуло, словно в подвале кто-то был.

– Однажды я видела, как нескольких девушек выгнали из бассейна, потому что они отказывались надеть лифчики купальника, – сказала она.

– Да, есть такое движение, – спокойно ответил Йона.

Солнечный зайчик медленно полз по стене за спиной у Паризы. Она взяла телефон, что-то написала и отправила сообщение.

– Я понимаю, что речь о равноправии, – сказала она и положила телефон, – но все же… Зачем показывать грудь всем подряд?

– Шведы спокойно относятся к наготе. – Йона подался вперед, чтобы легче было достать пистолет.

– Однако ездить в метро без штанов здесь никто не хочет, – улыбнулась Париза и нервно провела рукой по ноге.

– Все впереди.

– Ну нет, – рассмеялась Париза, и тонкий ручеек пота протянулся по ее щеке от волос.

– Во всяком случае, шведы, когда выезжают на природу, любят купаться голыми.

– Может, я тоже когда-нибудь научусь, – сказала Париза и выглянула в окно, на лес.

Какое-то время она мечтательно смотрела на деревья. Потом медленно повернулась со странно неподвижной шеей.

Почти намеренно уронила ложечку на пол. Ложечка со звоном подскочила на паркете.

Париза осторожно подняла ее и положила на поднос. Когда она снова посмотрела на Йону, глаза у нее были испуганными, а губы побелели.

Янус предупредил Йону, чтобы тот поднимался в гардеробную и дальше, на чердак, и бежал по крышам к разворотной площадке, куда опустится вертолет.

– Салим был другим, когда мы поженились. – Париза встала. – Свадебная фотография у меня в прихожей.

Йона поднялся и последовал за ней в прихожую – одно из мест, не просматривавшихся снаружи.

Фотография висела на стене у лестницы. Салим выглядел счастливым – белый костюм, красная роза на лацкане. Париза, очень юная, в белом свадебном платье и белом хиджабе. Рядом – друзья или родственники в костюмах и длинных платьях.

– Сейчас у него волос поубавилось, – заметил Йона.

– Да, он стал старше, – вздохнула Париза.

– В отличие от вас.

– Да?

– Кто вот это? – спросил Йона, указывая на немолодого мужчину в костюме.

– Это Абсалон, брат Салима. Он сломался, когда Салим связался с наркоторговцами…

Повисло молчание. Слова Паризы упали медленно, словно осенние листья в пыль.

– Это команда Салима, “ФОК-Фарста”, – сказала она, помолчав, и указала на фотографию футбольной команды: молодые мужчины в темно-красных спортивных куртках.

– Хорошо играли?

– Нет, – рассмеялась она.

Какая-то тень скользнула мимо окна к входной двери.

– Остальные фотографии в подвале. – Париза, дрожа, перевела дух. – Посидите на диване, я сейчас вернусь.

Она повернулась, оперлась рукой о стену, открыла дверку и стала спускаться по крутой лестнице.

– Я с вами, – сказал Йона и стал спускаться следом за ней.

Они вошли в тесную прачечную. Стиральная машина, гора трусов на шахматных плитках пола. На столе – простая гладильная машина.

– Фотографии в кладовке, – напряженно сказала Париза и обулась. – Вы можете подождать здесь.

Она прошла по узкому коридору мимо полок с зимней обувью и коробками, прямо к железной двери.

Если Париза прячет кого-то, то именно в подвале, подумал Йона, идя следом за ней.

Когда Париза отперла дверь, он сунул руку под пиджак и взялся за пистолет. Волоски на шее встали дыбом, когда Париза со стоном потянула тяжелую дверь и зажгла свет.

Подземный ход в несколько сотен метров несколько раз покосился, потом свет люминесцентных ламп выровнялся.

– Это общая кладовка для всех домов? – спросил Йона, не зная, продолжает ли приемное устройство ловить сигналы микрофона.

Йона прошел за Паризой по холодному коридору мимо двадцати закрытых железных дверей, свернул налево и оказался в еще более длинном коридоре.

Париза шла быстрым шагом, придерживая хиджаб правой рукой.

Они проходили мимо бронированных дверей бомбоубежищ, мимо вентиляционных барабанов, обмотанных серебристой фольгой.

Наконец Париза открыла мощную подвальную дверь, и они стали подниматься по лестнице мимо мусорных чуланов и наконец вышли в холл.

Дверь на улицу.

Длинный кульверт вывел их на большую улицу, в район многоквартирных домов.

Невысокая горка и качели с ржавыми цепями виднелись на лесной опушке. Кусты шиповника подрагивали под порывами ветра, мусор несло по земле.

Париза подошла к грязному “Опелю”, припаркованному возле десятка других машин. Она отперла дверцу, и Йона сел на пассажирское сиденье рядом с ней.

– Знаете… я просто хотел быть вежливым, когда сказал, что хочу увидеть больше фотографий, – пошутил Йона, однако не получил в ответ и тени улыбки.

Париза Рачен сбросила скорость и повернула на шоссе 229. В молчании они ехали мимо промышленных строений и замусоренных перелесков.

Лицо у Паризы было бледным, губы сжаты. Она сидела, выпрямив спину и держа руль обеими руками.

Йона перестал спрашивать, куда они едут. Они уже давно были вне зоны доступа для его микрофона.

Единственное, что он мог сделать, – это попытаться проникнуть в преступную организацию. Возможно, задача Паризы – привезти его в укрытие террористов.

– Не знаю, на чьей вы стороне, но если Салим попросил передать привет от соседа, значит, это важно, – сказала она вдруг, меняя полосу. – Можете ответить, почему вы не передали настоящее приветствие?

– Я не получил хлеба.

– Хорошо.

Они ехали на одном уровне с длинной фурой; слева замелькала железная ограда, и прицеп мотнуло в сторону порывом ветра.

– Салим дал мне телефонный номер, – сказал Йона. – Вы должны позвонить: ноль сорок шесть восемь девять три ноль сорок и спросить Амиру.

Услышав имя, Париза дернула машину в сторону. Огромное колесо фуры выросло в окне со стороны Йоны, громкий гул заполнил салон “Опеля”.

– Это все, – тихо сказал Йона.

Париза крепко держала руль; она прибавила скорости и обогнала огромный грузовик.