— Эта сволочь должна ответить. И за родителей, и за все, что нам сделала. В конце концов, убить он меня не убьет. Я ему нужна живой.

— Но может волю подавить или подчинить. Станешь безвольной куклой. — нахмурился Эдик

При этом на лбу вновь залегла вертикальная складка и очень захотелось разгладить ее пальчиком.

— Тогда расскажешь совету правду. И вы вместе устроите операцию по спасению одного непутевого помощника детектива. Или ты уже забыл о предложении работы?

Эдуард мягко улыбнулся на это.

— Надеюсь, что все будет так легко. Но про работу, я серьезно. С твоими то навыками. Вон что вытворяла сегодня. Я ведь, хоть и не видел, но понял, что именно ты сделала. А если еще и магию тебе откроем… Наверняка, подпитываемый ею дар станет еще сильнее.

— То есть пока молчим?

— Молчим. Но у тебя еще есть время подумать. Завтра старейшины объявят о решении. Рассчитываю сразу на положительное. Но без оного мы отсюда не уедем.

— Ты научишь управляться с магией?

— Конечно. Как же я тебя такую бедовую одну оставлю? Есть еще одно НО, в копилку аргументов для решения. У меня серьезные подозрения, что и сила у тебя будет совсем даже не маленькая. Значит, ее пробуждение будет весьма болезненным. В таких случаях канал перекрывают, и процесс растягивают на несколько дней. Но у нас этого времени нет. Поэтому, если решишь скрыть искру, тебе будет больно.

— Но ты же можешь помочь? Как раньше.

— Могу, но мои способности тоже не безграничны. Я не лекарь. Полностью снять боль не смогу.

— Тебе тоже было больно?

— Да. И не было никого рядом. На тот момент родители погибли. Мое открытие растянули на три дня.

— Но ты же будешь рядом?

— Куда я от тебя денусь? — ласково улыбнулся, — Когда спросят, кого хочешь видеть рядом с собой на ритуале, назовешь меня. Обычно, это кто-то из родителей. Так как твои отсутствуют, могут не спросить и предложить одного из своих работников, или старейшин. Это традиционно. Настаивай. По закону имеешь право на сопровождение любым выбранным тобой человеком, без каких-либо ограничений. Кроме того, он не в праве отказаться. Обряд проводят в специальной комнате, и закрывают дверь снаружи. Новобранца оставляют внутри на ночь. За это время тело заполняется магией. Если плохо, слишком тяжело, или что-то идет не так, можно прервать процесс. Старейшины войдут, временно прикроют центр силы и на следующий день все повторится.

Вероника нервно обняла себя за плечи и прикусила губу. Как не крути, а было страшно. И боль. Ее все боятся.

Эдуард, заметив ее состояние, встал со своего места и сел на край кровати возле нее. Потянулся и зажал ее ладонь в своих.

— Что бы ты не решила, я буду на твоей стороне и поддержу.

От такого прикосновения, и от этого тихого успокаивающего тембра голоса по ее коже пробежали мурашки. Она закрыла глаза и порывисто выдохнула.

Маг, похоже, расценил это иначе. Поддавшись порыву, придвинулся ближе, взял ее голову обеими руками и приложил свой лоб к ее.

— Обещаю, что не останешься одна. Сделаю все, что в моих силах, чтобы с тобой все было хорошо. — странно прохрипел он и отстранился. Заправил за ухо выбившуюся прядку и посмотрел на нее, даже с нежностью. Потом коротко поцеловал в лоб и встал.

— Пока отдыхай. — и ушел, закрыв за собой дверь.

Эх, знал бы он, чего именно сейчас хотелось Веронике. И явно не остаться одной. И ведь это было в его силах. Но не в желании…

* * *

Эдуард зашел к себе в комнату, и устало рухнул в кресло. Откинулся на спинку и прикрыл рукой глаза.

— Чуть не сорвался. Надо быть осторожнее.

Он вспоминал точеную фигурку, забившуюся на кровати и перепуганные глаза. Такая молоденькая и такая решительная. Почти как он сам. Ведь Ника четко представляла, что ее ожидает и смиренно принимала будущее, да еще и готова была бороться за справедливость.

А какие глаза у нее — бездонные серые озера, в которых так хочется купаться.

И сколько нежности в них и доверия. Но достоин ли он? Она верила ему и ждала помощи. Разве мог он ей отказать?

А еще, у нее еле заметные веснушки, как маленькие искорки. Она так забавно морщит носик, когда злится. И как приятны на ощупь медные локоны, отливающие золотом под лучами солнца.

И ведь еще бы чуть-чуть, если бы дал слабину, если бы не опомнился… Поцелуй обязательно бы случился.

У нее ослепительная улыбка. Интересно, какого вкуса ее губы?

Она бы ответила. Он уверен. Слишком очевидно ее отношение. Еще молода и неопытна. Совершенно не умеет скрывать своих эмоций. Он видел, как она на него смотрит, исподтишка. Даже не подозревает, что он делает то же самое. Замечал, как она поддавалась на его нечаянные ласки. Это притом, что у нее есть жених. Эх, похоже, когда все закончится, жениха у нее больше не будет. Она не из тех, кто хватаются за первого встречного только для того, чтобы был. Да и не нужен он ей. Она достойна самого лучшего. Не его.

Как же Эдик жаждал слышать свое имя, произнесенное с придыханием ее милым ротиком.

И ему было жаль. Жаль уводить у нее все это. Он чувствовал себя виноватым. Он старше, опытнее. И он — мужчина. В первую очередь он должен держать себя в руках.

А еще она самоотверженная. Вон как его спасать кинулась, не оставила посреди пещеры. И какие нежные пальчики, что так аккуратно касались его груди. И пусть он сам нестерпимо желал до нее дотронуться, приласкать, узнать какая у нее на ощупь кожа. Неважно. Он не должен давать повода.

Как же он разозлился, когда она постучалась в его дверь ночью. На себя, не на нее. За то, что позволил себе лишнего в тот день. За то, что еще не успел прийти в себя, и не хотел видеть ее, боясь сорваться.