— Решил задержаться у нас, паренек?

— Да, сэр, — выдавил из себя Джек, и яростно принялся теретьтряпкой половицу, хотя она и так давно уже сверкала. Он ждал, когда Атвеллуйдет. Ждать пришлось недолго. Джек увидел, что полицейский направился кстойке… и тогда мужчина, стоящий слева, обернулся и посмотрел на него.

«Рэндольф Скотт, — внезапно подумал Джек, — вот на кого онпохож».

Но если настоящий Рэндольф Скотт был героем с улыбкойчеловека, совершающего добрые дела, то этот выглядел скучным и не совсемнормальным.

С испугом Джек понял, что мужчина смотрит именно на него,Джека. Не на всех, кто вообще присутствует в баре, не на кого-то другого, аименно на Джека. Джек знал, что это так.

Телефон. Звонящий телефон.

Поддавшись внезапному порыву, Джек отшвырнул швабру. Онзаглянул в висевшее рядом зеркало и увидел собственное перепуганное лицо.

На стене надрывался телефон.

Мужчина, стоящий слева, покосился на аппарат… и вновьперевел глаза на Джека, замершего с тряпкой в руке. Тело мальчика покрылось«гусиной кожей», волосы на голове зашевелились.

— Если это опять какой-нибудь псих, я разобью телефон. Мнеосточертели эти звонки, Смоки, — бросила Лори, подходя к аппарату. — Видит Бог,я это сделаю.

Она могла бы играть на сцене и зарабатывать, как и остальныезвезды, тридцать пять долларов в день.

Джеку показалось, что все исчезли, а на земле осталисьтолько двое: он сам и этот ковбой, с большими руками и глазами, которые Джек немог… больше… видеть.

Внезапно ковбой выговорил три слова: «Убирайся домой, осел!»И умолк.

Как только Лори протянула руку к трубке, телефон тожезамолчал.

Рэндольф Скотт отвернулся, допил свой коктейль и попросил:

— Налей мне еще один, хорошо?

— Я сойду с ума, — возмущенно проговорила Лори. — Этоттелефон сведет меня с ума.

Позже, в кладовой, Джек спросил у Лори: кто был тот парень,похожий на Рэндольфа Скотта.

— Похожий на кого? — переспросила она.

— На старого актера, играющего ковбоев. Он сидел слева устойки.

Она вздохнула.

— Они мне все на одно лицо, Джек…

— После первого коктейля он сразу же попросил второй.

Ее глаза сверкнули.

— Ах, да! Он… Он выглядел скупердяем. — Она сказала этообычным голосом… как если бы обсуждала форму его носа или выражение лица.

— Кто он?

— Я не знаю, как его зовут, малыш. Он здесь всего неделю илидве. Я думаю, что он работает на мельнице. Это…

«Черт побери, Джек, я просил тебя выкатить бочонок!»

Джек как раз выкатывал его. Вес мальчика и вес бочонка былипримерно равны, и поэтому периодически бочонок перевешивал. Когда Смоки из-задвери стал ругать его, Лори вскрикнула, и Джек подпрыгнул. Он потерял контрольнад бочонком, пробка вылетела, и пиво начало растекаться по полу. Смоки все ещекричал; Джек, стоящий в луже пива, застыл, ожидая неминуемой расплаты.

Когда через двадцать минут он вернулся в зал, с опаскойдотрагиваясь до разбитого носа, Рэндольф Скотт уже ушел.

«…Мне шесть.

Джеку Бенджамину Сойеру шесть».

Шесть… и время снова идет своим чередом. Мне шесть… Джеквстряхнул головой, пытаясь отогнать эту навязчивую мысль, а мускулистыйработяга, который на самом деле был вовсе не работягой, подходил все ближе иближе. Его глаза… желтые и обжигающие. Он — оно? — моргнул, и Джек понял, чтовместо век у него чешуйчатые мембраны.

— Ты ведь собирался уходить, — повторило оно, и протянуло кДжеку руки, которые стали деформироваться, сплющиваться, тяжелеть…

Дверь распахнулась, тишину взорвал истошный выкрик солистагруппы.

— Джек, если ты не станешь порасторопнее, я буду вынужденнаказать тебя, — раздался из-за спины Рэндольфа Скотта голос Смоки. Скоттотступил. Теперь его руки опять стали просто руками — сильными и уверенными; натыльной стороне ладони вздулись синие вены. Глаза уже не были желтыми; обычныеблекло-голубые глаза… Он последний раз посмотрел на Джека и скрылся в туалете.

Смоки приблизился к мальчику; он склонил голову на бок,отчего колпак сполз на самое ухо; губы приоткрылись и обнажили крокодильи зубы.

— Не заставляй меня больше повторять дважды, — сказал Смоки.— Это последнее предупреждение, и не думай, что я шучу.

Как и по отношению к Осмонду, в Джеке внезапно вспыхнулаярость — тот ее вид, который тесно связан с инстинктом самосохранения.

Момент был подходящим.

— Я не ваша собака, и не смейте так обращаться со мной! —Джек сделал шаг по направлению к Смоки Апдайку, хотя ноги его до сих пор быливатными от страха.

Удивленный — и даже слегка обескураженный — этим взрывомзлости, Смоки отступил назад.

— Джек, предупреждаю тебя…

— Нет, приятель. Это я предупреждаю тебя, — услышал Джексобственные слова. — Я не Лори. Я не люблю, когда меня бьют. И если ты ударишьменя, я дам сдачи.

Смоки Апдайк растерялся лишь на мгновение. Он был слишкомуверен в себе и — как сам считал — повидал слишком много, чтобы спуститьмальчишке подобный тон.

Он сгреб Джека за воротник.

— Не хами мне, Джек, — процедил Смоки, подтаскивая Джекаближе к себе. — Пока ты находишься в Оутли, ты — моя собачонка. Захочу —приголублю, захочу — прибью.

Он резко встряхнул мальчика. Джек больно прикусил язык ивскрикнул. На щеках Смоки заиграли краски гнева.

— Тебе это может не нравиться, но это так, Джек. Помни,щенок — ты находишься в Оутли, и ты будешь находиться в Оутли, пока я не решуотпустить тебя. И сейчас я вобью это в твою глупую голову.

Он замахнулся и ударил Джека кулаком в лицо, отбросивмальчика к стене.

Джек почувствовал во рту привкус крови.

Смоки сосредоточенно, будто обдумывая серьезную покупку,взглянул на него, и замахнулся вторично.

В этот момент из кабачка раздался истерический женский визг:

— Нет, Глен! Нет!

Затем послышались мужские голоса, чем-то встревоженные.Вновь закричала женщина — на высокой режущей ноте. Потом прозвучал выстрел.