Наручники, которые Игорь собирался надеть на Шкуродера, надеясь превратить его в подопытного кролика, пригодились для усмирения Элины, бьющей руками, как обезглавленная курица – крыльями. Ее ноги он связал лоскутом, отрезанным от портьеры, из которой соорудил и кляп, но прежде чем заткнуть ей рот, предварительно выпытал, где находится установка для процедур. Перепуганная до смерти девушка сильно заикалась, и Шкуродеру с большим трудом удалось разобрать ее слова: «Процедурная номер один». Намотав на кулак ее длинные волосы, он поволок ее за собой через холл по темному коридору, вдоль дверей, всматриваясь в таблички с надписями на них. Нужная дверь оказалась второй от конца коридора. Вытащив кляп изо рта пленницы, Шкуродер заставил ее сообщить, где ключ. За ключом пришлось вернуться в столовую, оставив связанную Элину на полу в коридоре, – тот лежал в кармане пиджака доктора Лобачева.

Дверь в процедурную, металлическая и массивная – не меньше полуметра в толщину, открывалась тяжело. Шкуродер скользнул в темное нутро и пошарил руками по стенам в поисках выключателя. Тот вскоре щелкнул под пальцами, и с тихим дребезжанием, часто мигая, загорелись люминесцентные лампы на потолке. Несколько секунд помещение то заливалось голубоватым холодным светом, то погружалось во мрак, и толком ничего невозможно было разглядеть. Когда освещение стало устойчивым, Шкуродер осмотрелся. Белый глянцевый кафель покрывал поверхность стен повсюду от пола до потолка, как в операционной, у входа – рыжие дерматиновые кушетки, дальше – несколько белых металлических шкафов, за их стеклянными дверцами – плотные ряды потрепанных картонных папок, пустой стол перед окном. Слева – еще дверь, похожая на входную, из такого же толстого металла, чуть приоткрытая. Шкуродер толкнул ее, и дверь плавно ушла внутрь, открывая взору объемную конструкцию, похожую на огромную стиральную машину: за круглым стеклянным люком была видна поблескивающая поверхность металлической емкости, разделенной перегородкой надвое. Рядом с люком – нечто вроде пульта управления, усеянного, как конфетти, множеством разноцветных кнопок. Шкуродер поморщился: в этом хаосе самому ему точно не разобраться. Он оглянулся на тихо мычащую Элину, которую оставил у входа. Если она будет так же заикаться, то расшифровывать назначение этих кнопок ему придется до утра. Он подошел к ней, прижал скальпель к горлу и, выдернув кляп, прошипел:

– Будешь орать – проткну шею!

Элина беззвучно тряхнула головой. Спутанные волосы упали ей на лицо.

– А теперь рассказывай, как работает эта адская машина! – С этими словами Шкуродер поволок ее в соседнее помещение, где находилась установка Лобачева.

– Не убивайте… – со слезами в голосе прошептала Элина. – Я никому не скажу. Уеду, исчезну. Пожалуйста!

– Рассказывай! – Шкуродер влепил ей пощечину. Девушка зажмурилась, выдавив из-под ресниц слезы, и упрямо повторила:

– Пожалуйста… Пообещайте, что отпустите.

– Как включить эту хрень?! – Он в нетерпении дернул ее за волосы. Тратить время на уговоры совсем не хотелось, и давать пустые обещания было не в его характере.

– Я не помню комбинацию, доктор всегда сам набирал. – Элина заикалась, и понять ее удалось не сразу, но, уловив смысл, Шкуродер рассвирепел и рявкнул:

– Доктор уже ничего не расскажет! И ты сейчас заткнешься навсегда, если будешь продолжать врать! Что, не выучила за несколько лет?!

– Меня редко подпускали… Но там, в шкафу, в папке, есть все записи… Крайний шкаф у стола. У папки красный корешок.

Шкуродер легко отыскал нужную папку, она оказалась на видном месте. Раскрыв ее, растерялся: листы были беспорядочно исписаны цифрами и буквами, сплошь «1ж – 5з – 2ч – 3к…» и так далее. Он вернулся к установке и показал первый лист сидящей на полу Элине:

– Что-нибудь понимаешь?

Она мгновение изучала записи, потом, кивнув, ответила:

– Здесь алгоритмы запуска концентратора для разной интенсивности. Вначале нужно включить его – он сразу за установкой.

Шкуродер обошел конструкцию с люком и увидел позади нее металлическую емкость, от которой отходили две толстые гофрированные трубы толщиной не меньше метра в диаметре: одна исчезала в стене, другая соединяла емкость с установкой. На поверхности емкости тоже был пульт с кнопками, но здесь кнопок было поменьше. За спиной раздался робкий голос Элины:

– Концентратор накапливает частицы и направляет их поток в установку для воздействия на астральное тело пациента, обеспечивая высвобождение из тела физического. Вначале нужно включить его. Один «ж» – это значит желтая кнопка в первом ряду. Пять «з» – зеленая в пятом. Это просто. Даже не зашифровано. Перед процедурой доктор обычно включает концентратор на час и только потом помещает пациента и донора в установку.

– Мой донор – это та девчонка? – Шкуродер обернулся к Элине. – Что с ней? Почему она кричала?

– Я укол снотворного ей поставила, теперь спит. У нее часто истерики бывают.

– Потому что вы ее похитили? Лобачев сказал, что она ему внучка.

– Разве для вас это важно? – возразила девушка.

– Не люблю, когда мне врут. Если врут – значит, принимают за идиота. А я не идиот.

– Жанна увела ее с пляжа в Адлере на следующий день после того, как Лобачев получил из Питера ваш заказ. Это было не запланировано. Произошло непредвиденное. Обычно все процедуры мы проводили с Энвером, но он впал в кому, и срочно понадобилось найти другого ребенка. – Элина выкладывала как на духу все, что ей было известно.

– А что стряслось с тем пацаном? Процедура опасная? – насторожился Шкуродер.

– Н-н-нет… – неуверенно ответила девушка, но, уловив гневную искру во взгляде своего мучителя, поправилась: – Теперь – нет. Раньше – да, погибали люди. Вначале Лобачев не знал, что взрослых нельзя одних отправлять в пространство вечности. Он сам не раз бывал на той стороне и потом рассказывал, что видел неких сущностей, которые пытались утянуть его в черную дыру. Лобачев предполагал, что дыра была входом в некое пространство, наполненное негативной энергией – нечто вроде того, что люди считают адом. Доктор утверждал, что взрослые пациенты притягивали этих сущностей «грехами» – так он называл накопленное ими за годы жизни чувство вины. Будто бы каждый человек знает, когда совершает хорошее, а когда – плохое. Информация об этом впитывается в астральное тело человека, наполняет его светлой и темной энергиями. После смерти человека движение души определяется преимуществом одной из этих энергий: если перевес оказывается у светлой – душа устремляется к свету, или, можно сказать – в рай. Чем сильнее перевес, тем быстрее душа достигает цели. Но Лобачев заметил, что у взрослых так не бывает. Их души затягивало в черные дыры, и тела их умирали в установке. Тогда доктор придумал помещать пациентов вместе с детьми. Он считал, что ребенок, будучи неразумным до определенного возраста, не в состоянии накопить темную энергию, образующуюся в результате сознательно совершенных дурных поступков. Его идея оказалась гениальной. Несколько человек успешно прошли процедуры в сопровождении нашего Энвера и остались очень довольны. Они избавились от болезней и тяжких дум, помолодели, почувствовали себя счастливыми. Но Энвер с каждым разом возвращался в тело все позже, и однажды Лобачеву пришлось идти искать его в пространство вечности. Доктор поймал мальчишку на мосту, когда тот хотел сбежать в пространство света. В тот раз Энвер очнулся в своем теле, но после очередной процедуры в себя не пришел. Потом мы не раз видели его фантом в коридорах здания. Мальчика преследовало какое-то жуткое чудовище, и Лобачев решил больше не связываться с Энвером, поэтому пришлось похитить Раю.