неожиданным. Обычно, после смерти гонца, замену ему днём с огнём не сыщешь, а тут появляется доброволец, да ещё и такой, который точно не подведёт ни в красноречии, ни в учтивости.

– Скажу сразу, господин Ломпатри, что ваше предложение нам очень кстати, – ответил, наконец, Гвадемальд. – Всё же, позвольте мне спросить, зачем вам это? Ведь вы рыцарь Атарии, а форт «Врата» вирфалийская твердыня. Мы все здесь люди честные, и вы можете не опасаться, что наш разговор дойдёт до кого-то ещё. Так скажите же, господин, какой у вас интерес подвергать свою жизнь опасности?

Ломпатри подошёл к Молнезару, взял его за руку и прошёл с ним к столу.

– Это, господа, крестьянин из Степков, – начал Ломпатри. – Его жену и ещё нескольких детей из той деревни похитили бандиты. Сейчас жена этого человека в форте. Крестьяне не сильны в ратных делах. Они попросили меня помочь вернуть уведённых в неволю родичей. Я согласился. Дети уже спасены. Осталась только жена Молнезара.

Рыцарь Гвадемальд явно смутился, услышав эту историю. Он уставился в пол и стал почёсывать затылок. Моложавый рыцарь Карий неприкрыто заулыбался, поглядывая на своих товарищей, в надежде увидеть на их лицах то же недоумение, что испытывал сам. Но рыцарь Марнло, прибывший из стольного града и знающий все тонкости этикета, не улыбался, а смотрел в сторону и почёсывал лоб.

– Мне кажется, я не совсем понял вас, господин Ломпатри, – сказал на это Гвадемальд. – Я уверен, что крестьяне не могли заплатить вам столько, сколько подобает в подобных случаях, если подобные случаи вообще когда-либо происходили в жизни рыцарей от начала Троецарствия.

Ломпатри не ответил, но молчания оказалось достаточно, чтобы Гвадемальд понял – оплаты за спасение детей рыцарь не получал.

– Вы, господин рыцарь, хотите сказать, – начал рыцарь Марнло, – что помогли челяди просто так? Но ведь это невозможно! Просто так ничего не происходит и никто ничего не делает. Не сочтите моё любопытство дерзостью, но что вы надеялись стяжать своим поступком?

– Честь, – коротко отрезал Ломпатри.

Простодушный рыцарь Карий не сдержался и хихикнул. Получилось неловко, ведь все остальные молчали, и смешок прозвучал громче, чем того хотел сам Карий. Рыцарь немедленно взял себя в руки, поправил осанку и сменил глупую ухмылку на серьёзное выражение лица.

– Я никогда не утверждал, что силён в вопросах чести, – серьёзно продолжил столичный рыцарь Марнло, – но ведь они не крестьяне провинции Айну! Они даже не атарийские! Так в чём же честь от помощи им? Возможно, я ухожу от темы разговора, но не могли бы вы растолковать нам, господин Ломпатри?

– Сожалею, господин Марнло, – ответил Ломпатри, – но я не могу объяснить вам. Так же как не могу объяснить это и себе. Но я чувствую, что чести в этом деянии больше, чем в победе над врагом на поле боя. Убедить вас не в моих силах. Я могу лишь надеяться, что вы поверите мне.

– Если бы вы попросили меня поверить вам, – сказал Марнло, – мне пришлось бы это сделать, ибо ваша честь и благородство обязывает меня к этому. Но так как вы не просите…

– Дербены, они меняют то, как мы судим о вещах, – качая головою, пробормотал Гвадемальд, кладя руку на плечо Ломпатри. – Я как никто вас понимаю, господин Ломпатри.

– Господа! – воскликнул вдруг рыцарь Карий, вскочив со своего стула. Он глядел так хмуро, что его брови сошлись в единую чёрную полосу над суровыми глазами. – О чём же вы говорите!? Разве есть в Троецарствии рыцарь, благороднее и благочестивее, господина Ломпатри? Самый известный рыцарь на всей земле – это Белый Единорог! Об этом знает каждый мальчишка от Найноэльского до Сарварского моря! И если он сказал, что в этом есть честь, то это правда! Даже если для нас эта правда непостижима! Да, признаю, что мне показалась смешной сама мысль о том, чтобы стяжать честь в помощи не своим собственным крестьянам. Но я отринул своё непонимание, ведь это деяние совершил ни кто-то там, а сам Белый Единорог! Господин Ломпатри, по возвращении в Вакскию я накажу бардам сочинить песнь о вашем деянии в Дербенах и распевать её каждый вечер до конца зимы во всех пределах моего края!

– Конечно, слова произнесённые рыцарем обретают силу большую, нежели слова, кинутые на ветер простым смертным, – спокойно заявил Марнло, – но до нас до всех дошёл слух, что король Хорад, некоторое время назад, оказался сильно разгневан на некоторых своих вассалов. Поговаривают даже, что после этого рыцарей в Атарии стало меньше.

Все замолчали. Холодный ветер надул стены шатра. Гвадемальд и Карий переглянулись. Рыцарям стало не по себе от такого заявления собрата. Черноволосый Вандегриф хмуро смотрел на окружающих. Если бы кто из них заметил сейчас взгляд этого рыцаря, всё кончилось бы плохо, ибо взгляд этот явно задевал честь и достоинство тех, на кого был обращён. Ломпатри, похлопал Молнезара по груди и тот отошёл к своим товарищам. Белый Единорог прокашлялся, подошёл совсем близко к рыцарю Марнло и положил перед ним на стол влажный, измятый пергамент. Марнло удивлённо глянул на невзрачный документ. Не без брезгливости он осторожно взял его кончиками пальцев, повернул к ближайшей лампаде и, прищурившись, стал читать. Читал он долго, ведь некоторые слова стало совсем не разобрать: где-то поработала вода, а часть текста и вовсе стёрлось о холодный металл кирасы. Внезапно прищур старика сменился удивлённым взглядом. Рыцарь Марнло аж весь встрепенулся. Он расправил свою правую ладонь, и положил на неё дряхлый пергамент, будто бы это не документ, а беззащитное живое существо, за которое он ответственен. Медленно и аккуратно он пронёс на ладони документ до стола и с трепетом опустил его на белую скатерть. Потом, он ещё некоторое время держал руки над пергаментом, будто бы защищая его от ветра, непогоды, своего дыхания и от всего, что могло бы ему навредить.

– Никогда в жизни я так не позорился, – прошептал Марнло, глядя выпученными глазами на приказ короля Хорада о помиловании Ломпатри. – Что же мне теперь делать, господа?

Рыцарь Марнло, проживший в столичном городе всю жизнь и научившийся надевать на себя любые маски, в этот раз говорил искренне.

– Встаньте, господин, – сказал Ломпатри то ли приказывая, то ли прося. Марнло поднялся, но руки его так и остались перед ним, будто бы на них наложили чары. Все рыцари поняли, что сейчас Ломпатри вызовет Марнло на поединок чести. Но Белый Единорог крепко обнял вирфалийского рыцаря и что-то прошептал тому на ухо.

Всё это время рыцарь Овиан Кери, сюзерен брата