ручка милостиво выпустила Алину из кабинета без борьбы. Вдогонку донёсся заливистый храп вперемежку со свистом. Полковник милиции Кочетов во сне пустил петуха.

* * *

Денис Хохленко одиноко торчал в коридоре.

— Дэн, ты чего грустишь? — пробегая мимо, бросила Алина.

— А, Линок, это ты, — откликнулся Денис, — да вот, стою, в окно смотрю.

— Жаль, Батанов тебя не видит, — пошутила Алина.

— Жаль!

Они помолчали. Алина боялась задать вопрос, на который, кажется, уже знала ответ. И всё-таки спросила:

— Дэн, тебя не взяли на задержание?

— Д-да, уехали, командой, а Воронцов — старший, — он сжал кулаки.

Алина прикусила губу. Рассказать или нет?

— Привезли Илюху Крестителя, ещё там народу нахватали, сейчас разбираются, — Денис кивнул в сторону двери, откуда доносился неясный шум.

— Это я вычислила Илью, — посетовала Алина, не надеясь, впрочем, на сочувствие Дениса.

Мужчины не умеют сострадать. Личные переживания дороже всего.

— А я знаю, мне Надька Пурга сказала. Я её видел на рынке. Она уборщицей работает на опорном. Денег просила.

— Вот ненасытная! Я же ей тысячу дала. Кстати, последнюю, — засмеялась Алина.

— Ничего, Линок, прорвёмся! — заверил Денис, подхватывая Алину под руку.

Кузина покосилась на него, но объятие было дружеским, располагающим к пониманию.

— Ты что-нибудь нарыла по трупам?

— Раиса Белевич написала заявление о пропаже мужа, я ей пока не сказала, что экспертизу уже получила. Когда Раиса узнает, где мы его наши и в каком виде, умрёт. Нужно приготовить её. Я боюсь. Она какая-то нервная.

— Линок, когда у тебя муж пропадёт — я на тебя посмотрю! — рассвирепел Хохленко. — Она мужа потеряла, понимаешь?

— Да понимаю, понимаю, Денис, а как сказать-то? Может, ты скажешь?

Алина с надеждой посмотрела ему в глаза. Денис зажмурился, покачал головой и отвёл взгляд:

— Нет, ни за что! Сама разбирайся с Раисой Фёдоровной. Мы должны раскрыть эту мокруху. Должны, понимаешь?

— Да что ты пристал: понимаешь-понимаешь! Я всё понимаю, — разозлилась Алина. — Мне нужно всё понять.

— А для чего?

Он смотрел ей в глаза. Не в переносицу, не ресницы пересчитывал — Денис смотрел в упор, как на допросе.

— Для себя. Хочу понять, что такое жизнь, — прошептала Алина. — Только ты не смейся, пожалуйста.

— Да ничего смешного, я тоже ничего не понимаю в жизни, — усмехнулся Денис, — может, на пару разберёмся?

— Может, всё может быть. Ну, я пошла, до вечера, Дэн!

— Не забудь, вечером у нас дела! — крикнул Хохленко и исчез за поворотом.

Алина сжала кулаки. Как странно, только что грустил, печалился, а ускакал, словно его ужалили. Или к току подключили. И забыл про нанесённую обиду. Мужчины легко обходят житейские препятствия. Нужно научиться у них переключать мозги. С волны на волну, с волны на волну, с кочки на кочку — и всё изменилось. Взял и поймал другую мелодию. Можно жить дальше.

* * *

У стола сидел священник. С гордой посадкой головы, в рясе и золотых очках. Весь тонкий, стильный. Напротив него Воронцов, сгорбившись, с задумчивым видом пытался расписать засохший стержень в ручке. Бросил, схватил другую — тоже не пишет. Поднял голову, увидел Алину, кивнул. Всё сухо, сдержанно, словно они малознакомые люди.

— Димыч? — сказала Алина, но тут же спохватилась и исправилась: — Дмитрий, ты скоро освободишься?

— Чего надо? — угрюмо бросил Воронцов, продолжая терзать гнущийся во все стороны стержень.

— Поговорить бы… — как можно ласковее произнесла Алина и неожиданно хлюпнула носом.

— А-а, — неопределённо протянул Воронцов, затем поднял голову, посмотрел на Алину и вскочил из-за стола. — Кстати, вот, познакомься, это святой отец. У него нарисовались неприятности по жизни.

— Хуже! — воскликнул священник. — У меня настоящая беда.

Алина мельком взглянула на него: мол, ещё не знаешь, какой бывает настоящая беда. По сравнению с её бедами — все остальные в мире просто мелочи жизни. Священник перехватил Алинин взгляд и умолк.

«Деликатный святой отец», — подумала Алина и уставилась на Воронцова.

— Вот-вот, поговори с ним, потом увидимся, — крикнул на ходу Воронцов, пристёгивая кобуру. Дима исчез, словно его и не было.

«Я работаю с привидениями, — грустно подумала Алина, — они моментально исчезают, едва завидев меня. Это не уголовный розыск, это — субстанциональная камера!»

— Что случилось, св… — запнулась Алина, поняв, что Воронцов прикалывался, когда называл священника «святым отцом». А кто он? Гражданин, товарищ, господин?

— Что случилось, батюшка? — начала Алина, но священник перебил, сбросив маску холодного и железного стоика.

— Понимаете, у меня собаку отравили! Мою собаку. Немецкая овчарка! Рэг. Рэгтайм!

Снял очки, вытер стёкла полами рясы, волнуется, видимо. Глаза без очков беспомощные. Не грех ли это — так волноваться по убиенному животному?

— Успокойтесь, пожалуйста, св… извините, батюшка, не волнуйтесь, — защебетала Алина, — как вы считаете, кто мог отравить вашу собаку? Догхантеры? Соседи? Бомжи?

— Нет, нет и нет! — горячо запротестовал священник. — У нас двор маленький, это центр города. Все друг друга знают. У нас отродясь догхантеров не было. Собака у меня воспитанная, людям не мешала. Свои дела делала тихо, я сразу убирал за ней. С соседями у меня хорошие отношения. Сами понимаете, — священник виновато развёл руками, мол, ссориться с окружающим миром мне по рангу не положено. Сразу в газету напишут, ежели чего не так.

— Тогда кто? Кто мог отравить животное, не мешающее, с ваших слов, людям и экологии?

Алина помнила грозный взгляд Воронцова: дескать, ни под каким видом не принимай заявление об отравлении пса. В отделе не поймут. Такие проникновенные и многозначительные взгляды понимают только оперативные работники, редко — следователи, чаще — адвокаты.

— Не знаю, — длинные пальцы взлетели в воздухе.

Красивый священник. Глубокий взгляд, на дне глаз острая тоска: видимо, любил свою собаку больше жизни.

— И всё-таки кто-то заходил во двор, незнакомый, случайный человек? В небольшом дворе всё видно, как под микроскопом, соседи должны были видеть, — предположила вслух Алина и тут же прикусила язык.

Священник посмотрел на неё коротким, но гневным взглядом. Он понял, что она не станет искать тех, кто отравил пса. Священник приподнялся, осторожно собрав полы рясы щёпотью пальцев, но тут же сел, измученный страданиями.

— Помогите мне! Пожалуйста!

— Отец Александр, — Алина прочитала его имя в паспорте, лежавший на столе у Воронцова, — я помогу вам. Помогу! Не переживайте вы так! Это же всего лишь собака.

И осеклась, увидев его измученные глаза. Она хотела ему много сказать: только что погиб человек, и жена погибшего до сих пор не в