Закрепляя успех, обвиваю её тонкий стан одной рукой, но прижимать к себе пока не решаюсь — слишком явны тогда будут мои намерения, а мне не хочется спугнуть её.

— Нисар и Стих всё еще не объявились, — говорю тихо, а сам ныряю другой рукой к основанию её шеи, осторожно сжимаю толстую косу у самого корня, и медленно тяну вниз, заставляя девочку откинуть голову назад и открыть мне доступ к сладкому: у неё невероятно красивое горло. Нежное, беззащитное, с отметинами, оставленными мной. Да, я накосячил. Но я всё исправлю.

— Зачем они вам? — глаза Линары закрываются, пряча от меня чистый нефрит, и я довольствуюсь любованием длинных густых ресниц цвета тёмной меди. — Теперь пусть Калугин за ними охотится.

Мой уже откровенно голодный взгляд возвращается к её приоткрытым губам: оближи их, приготовь к моему приходу, ну же? Вот так, умница-девочка.

— Пусть охотится, — я наклоняюсь, высовываю язык и провожу им по её горлу: от ямки между ключицами, до острого мыска под подбородком, оставляя на коже ещё один след своего неоспоримого присутствия. Вот так, чтоб не болело.

Уррр… Сладкая девочка.

По телу Линары пробегает мелкая дрожь, она резко дёргается и втягивает в себя воздух.

— Заир…

— Тшшш… Поздно, маленькая, поздно.

Наши губы, наконец, встречаются. И я целу́ю звёзды.

Глава 27. Линара

Просыпаюсь нехотя. Сколько мы уже спим? Смотрю на часы: ого! Аська снова рекорды бьёт. Пора будить, иначе ночью не уложу её. Приподнимаюсь на локтях, тянусь к жалюзи на окнах: дождь не прекращается, но буря стихает.

Слышу, в гостиной кто-то ходит. Женя, наверное. Потягиваюсь с хрустом, встаю с кровати. Распахиваю дверь и тут же шарахаюсь назад, прикрывая створки. Сердце едва из груди не выпрыгивает. Кто это?!

Тихонько подглядываю в щель. Незнакомый мужик в одном банном полотенце разгуливает по моей гостиной, как у себя дома. Вот, чёрт, я же двери не закрыла! Вот это я лоханулась! И Жени нет, и сменщик его только ночью придёт. Что делать?

Спешно оглядываюсь, пытаясь вспомнить, где оставила телефон — кажется, в гостиной. Плохо. Слава Богу, Аська спит. Пусть, а то перепугается ещё. Глаза упираются в классический восточный кувшин с чеканкой. Нет, это не выход. А есть другой? Думай, Линара, думай.

Можно, конечно, выйти и поговорить. Может, это случайный турист от грозы прячется. Ладно, если так, а если Мансуров, или человек Калугина? Мне как-то выяснять это тет-а-тет не сильно хочется. Вот если оглушить его предварительно, и связать, тогда и поговорить можно будет.

Мой взгляд снова падает на кувшин. Не айс, конечно, но хоть что-то. Беру, взвешиваю посудину в руках, примеряюсь, как бы половчее ухватиться за неё, и снова поглядываю в щель.

А мужик уже в холодильнике шарится. Давай, Линара, подбадриваю сама себя. Как тебя сегодня Женя учил: замах — удар, главное, не раздумывай. И поспеши, пока он не вылез из холодильника, другой такой возможности может и не быть.

Протискиваюсь в комнату на цыпочках, не забыв плотно прикрыть за собою дверь, неслышно подкрадываюсь — внезапность должна быть моей союзницей, и поднимаю кувшин над головой, готовясь обрушить на незваного гостя свой праведный гнев и вящее негодование. Вот он выпрямляется, закрывает дверцу, и я так… ХРЯСЬ!!

От удара кувшин взмывает в воздух, делает кульбит, и падает прямиком в руку мужика. Я же пискнуть не успеваю, как оказываюсь припечатанной к стенке, а горло моё сжато так, что из глаз фонтаном брызжут слёзы, и ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Трепыхаюсь, как бабочка на булавке, пытаюсь оторвать его пальцы от себя, и не могу. Мамочки, он мне сейчас шею сломает!

И тут хватка ослабевает. Я делаю судорожный вдох, и чувствую, как падаю. Долго-долго падаю. Голова кругом, в ушах шумит, в глазах плывёт. Моё падение вдруг прекращается, когда меня подхватывают на руки, и я упираюсь носом в чьё-то голое тело. Чувствую запах — свежий и, в то же время, терпкий, и какой-то неуловимо знакомый. Мне что-то говорят, но я не понимаю — дышу, и не могу надышаться, жду, когда звон в ушах прекратится.

Мой расфокусированный взгляд, наконец, концентрируется на черных глазах незнакомца, склонившегося надо мной — они так близко! Читаю в них тревогу и злость одновременно. А ведь я знаю эти глаза, давно знаю. И эти хмурые, густые брови тоже.

Его пальцы касаются моего лба, щёк, и мне так же хочется прикоснуться к нему. Я уже тянусь к его лицу, когда мужчина вдруг резко отталкивает меня.

— Ты что творишь, а?

Этот голос… Неужели?…

— Вы?.. Э-это вы?

— Конечно я, ослепла, что ли?

Обессиленно прислоняюсь к стенке, одновременно чувствуя невероятное облегчение. Ну, конечно, как я сразу его не узнала? Заир! Совсем другой без бороды, помолодевший лет на десять, но Заир. Господи, я чуть не расквасила голову Тураеву!

— Вы…

Смотрю на него, как впервые, не могу оторваться. Какие красивые у него губы, чисто мужские — скупо изогнутые, но чётко очерченные. И этот твёрдый подбородок, и носогубные складки, придающие ему такой надменный вид. И вся эта красота зачем-то была спрятана под неряшливой чёрной бородой.

— А… где ваша борода?

— Сбрил!

И правильно сделал. Так гораздо, гораздо лучше. А мой взгляд скользит ниже, и уже блуждает по великолепной фигуре Тураева, его смуглой коже, налитым мышцам атлета. О, да, они впечатляют! Сколько ему? Тридцать четыре? Тридцать пять? Самый расцвет. Прости, Нисар, но твой муж совершенен! А мои глаза бесстыжи, каюсь. Но оторвать их от него не могу.

— А почему вы в полотенце?

Ох, по-моему, он снова сердится. Его желваки ходят ходуном, а глаза мечут молнии. А что я такого сказала? Просто спросила.

— Вымок! — гаркает Тураев, а я испуганно жмурюсь от его рыка. — На улице льёт как из ведра, если ты не заметила.

Он швыряет злосчастный кувшин на стол, пинает что-то, подвернувшееся под ноги, и топает к тумбочке, где стоит стационарный телефон. Остервенело тычет кнопками, а потом я какое-то время наслаждаюсь его довольно приличным английский. Кажется, он горничную вызывает.

Затем направляется к бару, и гремит там бутылками. И тут я позволяю себе удивиться: дело в том, что даже я не знаю, что там стоит — ни разу не заглядывала, а Тураев знает. Как так? Впрочем, это же он за номер платит, так что…

Пока Заир хозяйничает в моём баре, я без зазрения совести любуюсь его видом сзади. Вау-вау!! Пусть это курорт,