— Я помню, — кивнул турок.

— Ну, кажется, все — вздохнул Груодис, — действуем, какдоговорились.

Главное, четкость и дисциплина.

— Будьте осторожны, — напомнил Энвер, — они арестовалиСамедова. Значит, обо всем знают.

— Мой любезный Энвер, — вздохнул с улыбкой Груодис, — яникогда никого не посвящаю в свои планы. Но ради такого случая я все объясню.Дело в том, что Самедова и должны были арестовать. Мы подставили егоосведомителям службы безопасности, чтобы вывести правоохранительные органы наложный след. Ни Самедов, ни арестованный в Тбилиси Мачаишвили даже не слышалиобо мне. И тем более не знают ничего о реальных планах нашей группы. Покаконтрразведчики занимались нашей подставкой, у них не было времени заниматьсяпоисками нашей группы. А значит, мы достигли своей цели. Два дурачка сыгралироль громоотвода, а за оставшиеся два-три часа уже ничего нельзя сделать. Можнов лучшем случае убить на допросе Самедова, который так ничего и не скажет.Просто потому, что ничего не знает. Энвер покачал головой.

— Вы дьявол, — сказал он восхищенно.

— Нет, — очень серьезно ответил Груодис, — просто я человек,потерявший своего бога.

— Мы опаздываем, — нетерпеливо напомнил Гамид Убатлы,поглядывая на стрелки часов. Несколько часов назад ему позвонили и сообщили, чтобанкет переносится на один час вперед. Пришлось бросать все свои дела, чтобыуспеть на этот прием. Да еще и телефон перестал работать. Хорошо, что он успелпредупредить от соседей своего водителя.

— Сейчас иду, — раздраженно ответила жена, в последний разоглядывая свое платье.

— Осталось двадцать минут, — закричал он, уже облачившись вкостюм, — мы можем просто не успеть. Нас не пустят. Ты ведь понимаешь, какаятам будет охрана?!

— Не сходи с ума, — жена все-таки нервничала, — если тебяпервый раз в жизни пригласили на такой прием, то это не значит, что ты долженпотерять рассудок. Я не виновата, что они переносят все время научало банкета.

— Почему в первый? — Эти слова его задели, и он обиделся. —Я все-таки депутат, председатель постоянной комиссии. Меня обязаны приглашать.

— Ладно, — отмахнулась жена. Она знала, как он вымаливалэтот пропуск у спикера парламента. На этот вечер приглашали даже не всехминистров.

Писатель Гамид Убатлы чрезвычайно высоко ценил самого себя влитературе.

Написав за всю свою жизнь не больше двух полных книг, онварьировал свои рассказы и повести, критические статьи и газетные публикации,печатаясь в различных издательствах бывшего Советского Союза.

Самомнение его было настолько высоко, что когда в одной изхвалебных статей его драму «Жизнь и счастье» назвали продолжением шекспировскихтрадиций, он искренне обиделся. В конце концов, Шекспир был только драматургом,пусть и гениальным. А он, Гамид Убатлы, еще и прозаик, и критик, и ученый, ипублицист.

«Нельзя сравнивать двух таких разных людей», — гневноговорил он, пеняя главному редактору газеты.

В разное время он занимал руководящие посты в писательскихсоюзах, и поэтому все привыкли видеть его в традиционных президиумах на всякогорода собраниях и конференциях. Он имел средний рост, но от собственнойзначимости и осознания своего места в мировой литературе всегда хотел казатьсявыше, чем был на самом деле. Густые усы и седая характерная шевелюра, делалиего похожим на героев средневековых сказок. При всех режимах он благополучносуществовал, как и подобает «истинному таланту». При коммунистах был членомЦентрального Комитета и комитета по Государственным премиям. При демократахгневно обличал коммунистов, вступив в одну из образовавшихся «демократических» партий.После новой смены декораций с тем же усердием обличал демократов. Словом, этобыл Гражданин на все времена.

Из дома они вышли через пять минут. Водитель, дремавший вавтомобиле, вскочил с места, он знал, как требовательны бывают новыеруководители.

Хозяин, усевшийся позади, рядом с супругой, был недоволен.За руководителями, постоянных комиссий закрепили новые автомобили. Но вместопривычных черных машин Горьковского автозавода были всего-навсего корейские«Эсперо», к тому же какого-то несерьезного красного цвета. Водитель знал, каквозмутится хозяин, требуя поменять его на привычный «ГАЗ-31». Депутат дажеобратил внимание, что у его коллег — писателей Анара и Юсифа — машины гораздолучшего цвета, и все время жаловался, что собратья по литературному цеху, какобычно, завидуют его успехам.

Машина поехала по проспекту Нефтяников, мимо бульвара. Онснова посмотрел на часы. Нет, кажется, все в порядке. Они прибудут даже немногораньше времени, но это хорошо. Может, его заметит президент. В последнее времяон стал относиться к нему гораздо лучше. Все-таки не возражал, когда узнал оего выдвижении в депутаты. Позже даже разрешил выдвинуть его в парламент.Правда, на самую скромную должность, но все-таки разрешил.

По всему проспекту через каждые десять метров стоялимилиционеры.

Вообще-то их теперь называли полицейскими, но в народеосталось привычное название — милиционер. Молодые ребята — курсанты и солдаты —зябко ежились.

Несмотря на середину июня, погода в этот вечер была какая-тоособенно прохладная. Давно не было такой погоды в июне. Учитывая прибытиестольких высокопоставленных гостей, меры безопасности были принятыисключительные.

Аэропорт был теперь не просто оцеплен. К нему подтянулитяжелое вооружение и танки. Причем в каждом танке сидел офицер, которыйприсматривал за соседней машиной, из которой, в свою очередь, тожеприсматривали.

Город патрулировали военные вертолеты. Для страховки им неразрешили брать тяжелое вооружение, в вертолетах находились сотрудникиМинистерства национальной безопасности, которые следили за перс движением машинпо городу, отмечали любые подозрительные скопления людей. После сообщенияДронго меры безопасности были приняты беспрецедентные.

Автомобиль Гамида Убатлы подъехал к зданию Государственнойнефтяной компании. Внезапно какой-то человек в штатском, стоявший рядом ссотрудником милиции, поднял руку.

— Остановить? — спросил водитель.

— Узнай, в чем дело. Машина плавно остановилась. Человек вштатском нагнулся к дверце.

— Это машина Верховного Совета? — спросил он, приветливоулыбаясь. У него был какой-то своеобразный акцент. Наверное, казахский илитаузский, решил писатель.

— Да, — вместо водителя ответил Гамид Убатли оченьнедовольным тоном, — что вам нужно?

— Простите, — незнакомец назвал его по имени, очевидно,узнав, — выше здания президентского аппарата дорога будет закрыта. Я узнал вашумашину по номеру. Чтобы вас не остановили, поезжайте другой дорогой, черезБаилово. Там пропускают автомобили Верховного Совета.