Марина задумчиво курит. Морщинки, которые не заметны в обычной жизни, разбегаются лучиками вокруг губ, когда она делает очередную затяжку.

— Нет, Саша. Жизнь гораздо сложнее. В ней больше полутонов, чем чёрно-белого. Полутонов и компромиссов. Иногда самых странных и, на первый взгляд, диких… Вот как у вас с моим мальчиком… Осуждаю ли я? Нет. Не зря же говорят, что чужая семья — потёмки. Я думаю, если копнуть глубже, во многих семьях случаются гораздо более пикантные истории.

— Даже не знаю, что может быть пикантнее интимной связи зятя с тёщей.

Марина отводит от лица волосы и снова затягивается.

— Связь невестки со свёкром? Как тебе такое?

Я настороженно застываю. Тушу сигарету о железную перекладину, выбрасываю в урну и снова двумя руками вцепляюсь в перила.

— Ты сейчас о себе?

— А о ком же? — усмехается Марина.

— Я думала, ты без ума от мужа.

— Именно поэтому я и согласилась с происходящим…

— Ничего не понимаю. Сергей сам тебя подложил под отца?

— Отчима. Его растил отчим.

— Но зачем? — моему удивлению нет конца.

— Знаешь, в девяностые тот был весьма влиятельным человеком. Сергея он никогда особенно не любил, но за неимением собственных детей все-таки позволил ему войти в бизнес. Сергей начинал с нуля. Он старался, пахал за десятерых в надежде, что отчим это оценит. Но тот совершенно не спешил признавать его заслуг. И уж тем более — отписывать ему свою фирму. Мне же… Нужно было его переубедить. Он так и сказал, что мне одной это по силам, надо только быть к нему чуть более ласковой.

— И Сергей вот так просто согласился?

— Мы никогда об этом не говорили. Конечно, он знал, что происходит за закрытой дверью спальни старого хрыча. Знал — и не вмешивался.

— Боже мой. Мне очень жаль.

— А мне — нет. Я, собственно, поэтому с тобой и поделилась. Не поступи я так тогда — неизвестно, что бы с нами было. Так что… если ты сомневаешься или в чём-то себя винишь — перестань. Придёт день, ты перешагнёшь через это и двинешься дальше. Только будущее покажет, имела ли смысл твоя жертва. Но знаешь, что я могу сказать тебе прямо сейчас? Олег стал хоть иногда улыбаться. За это я тебе от души благодарна.

— Сумасшествие какое-то, — комментирую я происходящее. Но ведь и правда — это так дико: обсуждать подобные вещи и даже находить им оправдание.

— Се ля ви. Под этим солнцем тысячи лет происходит одно и то же. Прекрати себя жрать.

— А что же мне тогда делать?

— Борись. За дочь. Это у тебя хорошо получается. Я даже представить боюсь, как бы справлялась на твоем месте.

Я киваю. Внутри зудит какая-то мысль, которую я никак не могу ухватить за хвост. Мы медленно бредём в обратном направлении. И тут до меня, наконец, доходит.

— Послушай, а ведь Сергей по отношению к Олегу ведёт себя точно так же, как когда-то его отчим. Тебе не кажется это странным?

— Нет.

— Но это же его сын. Единственный сын и…

— Сергей в том не уверен. Видишь ли, когда ты спишь с двумя мужчинами, никогда не знаешь наверняка, кто в итоге… отец.

— Выходит, своими выходками он его наказывает за то, в чём Олег и близко не виноват?

— Его… меня… Какая разница?

Да. Наверное. Господи!

— А он знает?

— Нет. И не говори ему, пожалуйста. Это совершенно лишне.

— А мне кажется, напротив. Он же ищет причину в себе! В себе, понимаешь? Ему бы наверняка было легче принять эту ситуацию, знай он о том, что движет его отцом. А так Олег во всём винит себя… Нервничает. Сомневается. Культивирует комплексы.

— Может быть, потом. Пока я не готова. Не проси меня, Саша… Это очень сложно. Ты же взрослая, умная женщина. Вот и помоги ему разобраться.

— Это называется переложить с больной головы на здоровую, Марин. Не очень честно. И, кстати, ты могла бы сделать тест ДНК.

— Сергей не согласится, опасаясь огласки. Ну, вот и моя машина… Я не буду подниматься. С Олегом я уже попрощалась.

— Тогда всего доброго.

— Как думаешь, мне заехать к Котьке?

— Спроси только у медперсонала, хороший ли у неё день, а то можно на такое нарваться, что… — не договариваю и устало веду плечами. В тот же миг звонит телефон. — Ох, это Борис. Извини, мне надо ответить… — Прикладываю трубку к уху и шагаю к подъезду: — Да, Борь. Как Мир? Он уже устроился?

— Да, всё супер. Познакомился с парнями. Там наш один, немец и чех. Вроде ничего ребята. Мира приняли вполне дружелюбно. На, вот, он сам расскажет…

Зажмуриваюсь, впитывая в себя возбуждённый и полный энтузиазма голос сына. Все сомнения развеиваются, будто их и не было — я поступила правильно, когда отпустила его на учёбу. Это мне одиноко. А ему — хорошо. И интересно, и ново…

— А девочки у вас есть?

— Мам! Это школа для мальчиков.

— Да уж. Скучно тебе будет, — улыбаюсь я.

— Да нет. Норм. Подумаешь, «девчонки»…

Улыбаюсь. Всё-таки Мирон — ещё совсем ребенок. Его вон даже на нормальный разговор не хватает. Торопливо мне обо всем доложил и сбежал, отдав отцу трубку.

— Телефоны им выдают трижды в неделю. Так что на связи он будет не каждый день.

— Ты уверен, что это нормально? А вдруг что-то случится?

— Не паникуй. Если что-то случится, нам сами позвонят. Да и что случится? Это закрытая территория.

— Ладно, — соглашаюсь я, нажимая на кнопку лифта.

— Как Котька?

— Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Поеду к ней где-то через пару часов.

— Ясно. Тебе что-нибудь привезти?

— В каком смысле?

— В смысле из Лондона!

— Ах, это… Нет. Спасибо, Боря.

— Я соскучился. Всего сутки тебя не видел, а…

— Ой, у меня лифт приехал. Сейчас, наверное, связь отвалится. Пока!

Не сказать, что я не думаю о Победном. Или что мне не льстит его настойчивость. Я даже почти уверена, что вместе пережить это всё нам с ним было бы гораздо легче. На фоне творящегося в жизни Армагеддона даже его предательство уже не кажется страшным. Есть в этой жизни гораздо более ужасные вещи. Но… Но. Есть Олег. Есть моя вина перед Котькой. Есть неизвестность по поводу того, что нас всех ждёт. И тут каждый шаг в сторону неизвестно чем обернётся.

— Ну слава богу! Где ты ходишь?! — Олег обнимает меня с порога, прижимает к себе. Это одновременно хорошо и… лишне. Я веду плечом, сбрасывая его руки.

— Давай, пожалуйста, без этого? — прошу, отводя взгляд.