друга. Второй — самим щас искать. Дело сложное. Предлагаю выбираться. Тут тоже два варианта. Первый — спуститься по вертикальному стволу, там я дальше знаю, куда идти, часа за четыре выберемся.

— А второй? — спросил я.

— А второй — идти вдоль края и совать свою голову в каждую щель. Ходов много, старые горщики говорили, что тут сбоек очень много. И если точно не знать, куда именно какой ход ведёт, то до скончания века блукать будем. Хотя — учитывая, сколько у нас припасов, век будет коротким. — Я ничего не успел ответить, как Поленов сам сделал выбор:

— Ну, Яшка, выходит, лезть надо. Мне-то уж помирать не страшно — годом раньше, годом позже, а тебе неохота, да и нельзя: полезный ты нашему делу человек. Свечей сколь прихватил с собой?

— Три целых пачки, как с вечера посоветовали, так и сделал, — я похлопал по сумке у пояса.

— Это дело! Такого запаса хватит для всякого случая, особенно, если аккумулятор в фонаре сдохнет — путь длинный… А меня сумеешь ли спустить? Я ведь тяжел. — И на суровом лице старика чуть мелькнула улыбка.

— Не уроню, Саныч, будь спокоен, — усмехнулся я в ответ. — Но, может, не стоит туда лезть? Здесь-то, может быть, и разыщут…

— Ну, какой шут нас найдет?! — жестко оборвал старик. — Ищи иголку в степи. Не сказались ведь, куда пойдем. А тут дело вот какое: если дойдём до Старо-Ордынского — это дорога верная; от Горного, почитай, километров шесть будет, но зато по старым сухим выработкам. А дальше был наверх единственный ход через девятый участок — этим ходом раньше многие ходили, когда лагпункт здесь был, при Щербакове, директоре, семьдесят лет тому назад. Вроде бы Тимофей его нашел ещё до войны. Так говорят. Кроме него, меня, да еще одного, никто там и не был. Ну, собирайся: в этот колодец, ствол вертикальный, спервоначалу меня опустишь, потом сам. Веревку-то выдерни опосля — пригодится…

Через несколько минут Поленов повис в черном колодце шахты. Медленно вытравливая веревку из-под ноги, я следил, как фонарь на каске старого инженера опускался все ниже.

— Стой! — загудел внизу голос Поленова. — Нет, еще на метр выпусти!..

Быстро перекрутив веревку через рукоятку геологического молотка, я закрепил его меж камней и, свесившись через край, увидел, что спутник уперся ногами в стенку шахты, раза два качнулся и исчез. Едва заметный отсвет мерцал где-то внизу, на противоположной стенке шахты. Веревка ослабла, освобожденная от груза. Я спустил вниз рюкзак, подождал, пока Поленов примет его, затем начал спускаться сам, отталкиваясь ногами от шероховатых выступов породы, пока не достиг уровня двора среднего горизонта. Далеко внизу, на нижнем горизонте, плескалась вода. Позже, вспоминая этот спуск, удивлялся, как вообще получилось? Жутко было лезть в темноту, в неизвестность, в душе всплыли страхи, наверное, не только мои, но и всех предков, включая генную память пещерного человека, жавшегося к огню в поисках спасения от рычащей, несущей смерть темноты, полной неведомых хищников. Но в этот момент я даже не думал, не оценивал, просто отталкивался и опускался на полметра-метр. А страх… страх, обдав позвоночник ледяным потом, остался там, наверху, в начале шахтного ствола — на краю пропасти. Подражая горному мастеру, я раскачался и прыгнул в освещенное фонарем начало штрека. Саныч подстраховал, ухватив за ремень, потянул к себе. Развязал верёвку, прислонился к стене и закурил. Страх всё-таки настиг, уже после спуска, но настиг. Я вытер со лба пот, отметив, что руки дрожат. Инженер усмехался в усы, поглядывая на меня. Он, несмотря на возраст, был бодр, но он на своей территории и, готов

поспорить, в этих тоннелях и колодцах чувствует себя куда лучше, чем на верху, под ярким солнцем. Пока я приходил в себя, инженер возился с верёвкой. Несколько рывков, ряд манипуляций — и уже вот он выбирает её, наматывая на локоть.

— Узел мудрёный, — говорил Саныч, не обращаясь ко мне напрямую, просто чтобы что-то говорить. Я был благодарен ему, опытный горщик, он понял моё состояние новичка, человека, первый раз попавшего в такую переделку, и старался отвлечь, переключить. — Очень сложный узел. У нас тут спелеологи как-то останавливались, так мне их инструктор показал. Особо завязать надо, а потом особым образом дёрнуть. Вот специально хоть качели на верёвке устраивай — не развяжется, а в нужном порядке подёргаешь, столько раз слабо, столько-то сильно, и верёвочка змейкой к твоим ногам сползёт по стенке… Вот сколько пробовал — не выходило, а тут надо же, в первый раз получилось, — и он, хитро улыбнувшись, глянул на меня из-под седых бровей.

— Ну, ты, Саныч, и жук! — я потихоньку рассмеялся. — А если бы навернулись? Во был бы полёт! Блин, покорители бездны, чтоб её.

— Ну не навернулись же? — Фёдор Александрович опять усмехнулся и тут же серьёзным голосом добавил:

— Штрек сейчас будет большого сечения и, не в пример прочим, довольно высок. Давай за мной, будешь отставать — шумни. Только негромко.

Мы свободно пошли, не сгибаясь, в тёмную, неизвестную глубину горы. Я привык контролировать ситуацию — всегда и во всём, и теперь было очень сложно безусловно доверять человеку, чужому человеку, да, специалисту высшего порядка, но… Но я тут не мог ничем повлиять на ситуацию, и чувство беспомощности, помноженное на понимание собственной зависимости от другого человека, было для меня новым. Я отогнал ненужные мысли, понимая, что сложнейший лабиринт разновременных тоннелей и ходов где-то мог вновь приблизиться к поверхности. При знании всех подробностей расположения древних и новых выработок мы могли спастись. И это знание было у Поленова, одного из немногих, пока ещё живых мастеров горного дела прошлой эпохи.

Не скажу, что путь был утомительным, но вот темнота начала напрягать — терялось ощущение времени. Уже скоро не мог точно сказать, сколько мы идём: час, два или пять?

Скоро лёгкий участок пути кончился. Миновав без особых затруднений большие и правильные выработки Матвеевского рудника, мы долго пробирались ползком в частично обрушенных и низких выработках двухсотлетней давности, пока наконец не выбрались в длинный штрек английской концессии.

— А потому английской… — негромко, в такт шагам, рассказывал Фёдор Александрович, — …а потому, что во время НЭПа англичане просили в концессию… ну в аренду, да ты знаешь, юрист сам… Ридеровское месторождение. Но туда их не пустили. А предложили… как бы помягче сказать… показать свою удаль, мастерство здесь вот, на «Весёлом». Они со всей учёной дури этот штрек и пробили. Ничего не нашли и сами же от концессии отказались…

Пройдя этот штрек, мы