Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Окей, другое окончание для тебя, так и быть. Вечером, когда мы лежали в кроватях, он ее щекотал. Она визжала, а через какое-то время снова была беременна.
Я недоверчиво покачала головой:
– От щекотки, что ли?
Рика бросилась на меня и стала щекотать.
– Да! Смотри, я сейчас тебе ребенка сделаю!
К вечеру у Антонии снова поднялась температура. Сил нежных борцов, компрессов и чая, оказалось недостаточно. А брутальных борцов, вроде жаропонижающих свечей и таблеток, у нас не было. Контейнерить лекарства нельзя – их же не выбрасывают на помойку. А даже если б и можно было, мы бы не решились ставить ей просроченные свечи.
– Мы могли бы лекарства украсть или купить, – размышляла Иветта. – Блин, она же у нас тут помрет! И мы же будем виноваты. Оставление в опасности. У нее начнутся судороги – и адьё. При сорока двух градусах белок в мозге сворачивается, типа сваривается…
Бея замахала руками вверх-вниз, успокаивая.
– Ш-ш-ш, – зашипела она, как на убежавшую обезьянку, которая в панике залезла на крышу закусочной зоопарка и кричит. – Я скоро сама сварю твой мозг. Прекрати пугать малышку. Страх хуже жара.
Иветта не унималась:
– Ты только посмотри на нее: индеец Злой Дух Жара уже овладел ею. Лицо бледнолицей очень бледно.
Бея посмотрела на Аннушку:
– Что ты думаешь?
– Нужно срочно как-то сбить жар.
Фрайгунда покачала головой:
– Нет, жар сбивать не нужно. Человеческому телу двести тысяч лет. А жару еще больше. А свечам от силы лет сто.
– Но раньше люди постоянно умирали. И от жара тоже. Мы ж не в Средневековье живем, черт возьми! – Иветта даже вскочила.
– Именно что в Средневековье, – сказала Фрайгунда. – Сейчас мы в Средневековье. И в нем я разбираюсь. Мы ждем еще эту ночь. Утром жара не будет.
Бея кивнула:
– Так и поступим.
– Уму непостижимо, – взвилась Иветта, – что здесь всем руководят такие рисковые личности!
– Особо боязливым руководить тоже не стоит. Будем голосовать. Кто за то, чтобы подождать до завтра? – И Бея тут же подняла руку.
Один к шести. Даже Антония хотела подождать.
Спал предмет наших забот беспокойно. Она лежала рядом со мной. Ворочалась во сне, или в полусне, или проснувшись, или в полудреме.
Я тоже спала беспокойно. Один раз проснулась оттого, что Антония укладывалась рядом со мной.
– Что такое?
– Писать ходила, – ответила она.
На следующее утро температура упала.
Но ночью на нее, видимо, накатила еще одна волна жара: за завтраком Антония рассказала нам о женщине в лесу, которая горько плакала.
– Такая в белом? – Глаза у Аннушки округлились. – Старая?
Кивок.
– Ну, рассказывай уже, – сказала Бея.
– Да, выкладывай, – нетерпеливо потребовала Рика, она обожала истории про духов.
Пока мы хлебали чай из травок и ели овсянку, Аннушка рассказывала нам про молодого человека, которому изменила жена. Он так страдал от неверности, что даже решил утопиться. Пошел к быстрому ручью и покончил с жизнью. Мать этого молодого человека дома ждала возвращения любимого сына. Это был ее единственный ребенок. Но он не вернулся. Ни в тот день, ни на следующий… Мать плакала каждую ночь. Ее жалобы и стенания разносились по всей долине. Она кляла Бога за то, что тот посылает людям столько несчастья, допускает такие страдания, которые толкают на добровольный уход из жизни. И Бог наказал возроптавшую женщину тем, что она и после смерти продолжает скорбеть. Она ходит по лесу, всегда вдоль ручьев, и ищет своего утопшего сына. А ночью можно даже услышать, как она плачет, жалуется, воет, стонет.
– Поэтому ее и называют Стонущей матерью, – закончила Аннушка свой рассказ.
– Бедная женщина! – Антония поежилась. – А ты сама ее когда-нибудь видела?
– Нет, ее нет, а вот Мёрбицского человечка, думаю, как-то видела. Выглядит он в целом как человек, но жуткий какой-то. Здесь, совсем рядом. Это тоже дух, который не может успокоиться, потому что на нем лежит проклятие братоубийства.
– Проклятие братоубийства? – воскликнула Рика. – Боже! Откуда ты берешь все эти бредни? Вас что, в здешней школе этому учат? У вас есть предмет духоведение?
Аннушка медленно покачала головой.
– Мне это дед рассказывал.
– И какого черта он рассказывает тебе такие жуткие вещи? Странные вы тут, ей-богу, – усмехнулась Рика. – Я, кстати, уже готова поверить, что вы тут этих духов и правда видите. Вы тут все какие-то особенные.
Я задумалась: а действительно ли Рудные горы жутче других мест? Ведь такое повышенное скопление призраков ненормально. И есть ли тут какие-то закономерности? Чем дальше в лес, тем больше духов? Или в большом городе духи просто не бросаются в глаза – их принимают за бродяг.
– Раньше духов было так много, потому что люди всего боялись, – сказала Бея. – Вот и все. Они просто ничего не знали, и хороших фонарей у них не было. Призраков порождает страх. Или почему, по-вашему, сейчас их практически больше нет?
Глаза у Аннушки широко раскрылись.
– Просто время рудников прошло, духи и успокоились. Сейчас же в горах и в лесу не шумят, не взрывают, ну, всякое такое…
Это объяснение Бею не устроило.
– А почему тогда эта Стонущая мать до сих пор тут стонет?
– Думаю, потому что мы потревожили духов, когда уронили фонарик в шахту рудника. Он же был включен. А свет там внизу… Кто знает…
Аннушка улыбнулась и пожала плечами.
– Ты считаешь, что здесь, в туннеле, тоже живет призрак? – спросила Антония и посмотрела в дыру с таким видом, будто оттуда прямо сейчас появится человек без головы и полезет вверх по лестнице. При этом, конечно, сначала ему бы пришлось закинуть наверх свою голову, чтобы освободить руки.
Аннушка продолжала улыбаться.
– Но ведь многие из этих духов безобидны. Даже большинство. Иногда они даже помогают людям. Если их не злить. Кто знает, может, это они…
– Перестань! – вообще-то Бея обрывала кого-то очень редко. – Банки с собачьим кормом принес Ганс. Булочки – тоже его рук дело.
Я подняла руку. Почему я это сделала? Я опустила руку и выпустила слова из головы в рот и наружу…
– Кроме того, первые булочки мы нашли еще до того, как фонарик упал в шахту.
– Светлая мысль! – похвалила Бея.
– Прям как фонарик, – хихикнула Рика.
– Значит, тут в лесу есть еще кто-то, – сказала я. – Еще же толстовка. И Ганс говорил про каких-то мальчишек.