Аннушка покачала головой:

– Нет, Ганс несет чушь. Ему верить нельзя.

– А как их вообще узнать? – спросила Рика. – Духов? Вот откуда нам знать, например, что Фрайгунда не дух? Она ведь еще в Средние века умерла. – Рика захихикала, пара других девчонок тоже засмеялись. Фрайгунда не реагировала.

– Хватит! – сказала Бея.

На следующий день все шло хорошо. Фрайгунда наловила рыбы – мелкой, но много. У нас было достаточно чая. Ничего не нужно мыть, чистить, ощипывать, штопать, чинить, собирать, мастерить, приколачивать, обстругивать, толочь, плести, колоть, поливать, сушить, скоблить, затачивать. Не нужно натягивать, складывать в кучи, прятать, искать. Все без сучка без задоринки.

Вообще-то такое должно называться миром.

Мы бездельничали и лентяйничали. Как мальчишки на заборе, которые ждут, когда мимо пройдет кто-нибудь, над кем можно поподтрунивать и поиздеваться. Эй, если б я выглядел как ты, я бы с радостью на циркулярную пилу налетел. Одолжи куртку, хочу на карнавал дурачком вырядиться.

Но, конечно, никто мимо не проходил. И это висело над нами тяжелой тучей предчувствия. Собаки забивались поглубже в свои шкуры.

Это с нами происходило из-за леса, собак, тишины, обгоревших плеч, вдруг обнаруженных мускулов. Солнце сделало нас вспыльчивыми, воздух пьянил. Наверняка с тех пор, как это все началось, мы все выросли раза в два. И все время нас подталкивало. Куда-то, к чему-то…

Атмосфера стремительно накалялась.

– Бея, вот честно, – сказала Иветта, – мне ужасно хочется дать тебе в морду.

– Окей, – ответила та, встала и хлопнула в ладоши. – Отличная идея!

Короткая пауза. Звук их хлопающих рук разносится по лесу.

– Знаете, что такое «христианская борьба»?

Мы не знали. Это ничего. Объяснять недолго. Двое встают на колени, друг напротив друга. Руки складывают как в молитве. Расстояние примерно метр. Считают до трех и бросаются друг на друга. Подниматься с колен нельзя. Побеждает тот, кто сядет на другого.

Вот так и прошел этот день. Тихо сопя, мы пытались положить друг друга на лопатки. Раззадоренные шиканьем и приглушенными возгласами.

Когда подошла моя очередь, меня последовательно посетили следующие чувства:

отвращение,

страх,

возбуждение,

эйфория,

любопытство,

радость борьбы,

жестокость.

На лопатки я никого не положила. У меня длиннющие плечи: до локтя – целая вечность, как у палочника. Я не обладала ни особым проворством, ни силой. Моей задачей было заставить противника как можно дольше со мной провозиться.

В школе я никогда не бегала в полную силу. Я подозревала, что выгляжу, когда бегу, очень странно. Я бежала до тех пор, пока не оказывалась позади всех. А потом останавливалась и делала вид, что совсем не хочу победить. Палочник останавливался и поднимал свои тонкие руки: сдаюсь, больше не могу.

Это был первый раз, когда я действительно боролась. Шансов никаких, но мне было все равно. Мне хотелось потеть и упираться, хватать и рычать – хотелось драться!

Им пришлось выложиться. Да, меня было нелегко укротить!

После «христианской борьбы» у нас остались шишки, царапины, ушибы, синяки и… отличное настроение! Полное совершенно бессмысленной силы.

Королевой «христианской борьбы» была Бея. На втором месте – Фрайгунда. Она дралась как одержимая, будто речь шла о жизни и смерти. Горящий взгляд. Оскаленные отвратительные зубы. Во время нашей схватки был момент, когда я испугалась: схватила ее за плечи, а там почти ничего не было. Но то, что было, оказалось твердым как камень.

Я сплюнула. Да, я такая, как есть, и этого у меня уже не отнять! Я тощая – ну и что? Я медленная – плевать! Нос у меня как ручка лейки – НУ ДА! Это мой нос! Другого у меня нет.

Это было хорошее время. Оно просто текло, и мы находились в этом потоке. Солнце встает, солнце заходит. Возможно, так прошло дня два. Мы были в лесу, буйно росли, привыкали к новому жизненному пространству, как постепенно обживаются в дикой природе животные, выкормленные в неволе.

Нагляднее всего это проявлялось у Иветты. Сначала исчез запах духов, потом стали отрастать волосы, которые она обычно сбривала или выщипывала. На голове темно-русые корни теснили крашенные в фиолетовый концы. Вообще-то теперь она выглядела приятнее и не напоминала так явно остренького персонажа из комикса. Сама Иветта, смотрясь в свое зеркальце, недовольно надувала щеки.

– Да хорошо ты выглядишь! – скучающим тоном сказала Рика. – Правда! Или подожди, дай-ка еще разок посмотреть… Не-е, все-таки нет.

Брови Иветты взлетели вверх.

– Скажи, а ты знаешь, что такое чувства? Слышала когда-нибудь? Знаешь же такое, да? Так вот у меня они тоже есть, если что!

Рика засмеялась:

– Ой, прости! А так и не скажешь. По тебе как-то не заметно. Я-то думала, что, имея столько денег, можно сделать операцию и удалить их. А то ведь только мешают. Зависть-то не нужна, когда и так все есть. И штуки вроде сочувствия – чик, или любовь – чик-чик. Совесть – чик, и все. Ну и все волнения, конечно.

Брови у Иветты задрожали от ярости:

– Кое-что меня волнует, можешь поверить.

– Нет, что-то не верится. Неженка избалованная. Я вообще не понимаю, что такая фифочка, как ты, забыла в лагере, посвященном выживанию на природе. Что, хотела узнать, как в случае войны можно сделать тушь из древесной коры, да?

Иветта встала и сделала пару шагов в сторону мягкого мха, остановилась недалеко от Собачьей Танцплощадки. Если бы в этот момент появился тип в красном костюме с цилиндром на голове, стал звонить в колокольчик и кричать: «Дорогие зрители! Минутку внимания! Кто хочет рискнуть? Принимаем ставки! Иветта расплачется или развернется, побежит на Рику и загнет ей зубы внутрь? Один к тысяче на рыдания! Один к трем на потасовку!» – я бы, несмотря на низкую ставку, выбрала бы потасовку.

И черт подери! Поставь я на рыдания, я стала бы просто королевой ставок!

Иветта рыдала.

Мы растерянно переглянулись.

К ней подошла Антония и положила руку на ее вздрагивающее плечо. Иветта позволила отвести себя обратно, села и сказала…

Не хочу зря нагнетать саспенс, но тут случилась самая потрясающая исповедь этого лета. Или вторая по потрясающести. Самая-пресамая была уже в самом конце.

– Понятно, вы думаете, что я не такая, как вы. И это правда. – Она высморкала свой острый носик. – Конечно, что делать такой, как я, в академии выживания? – Тут она сделала паузу, будто ждала, пока весь лес начнет ее слушать. – Инкен – моя сестра.

Тут какая-то птица сказала «у-ху!», Рика сказала «что?», еще кто-то – «ни фига себе!», кто-то еще – «не-ет!», и наконец снова птица – «у-ху!».