– Да с чего ты взял, что я избалованная? – в очередной раз воскликнула она. – Мне ничего не нужно. Ни машины, ни нарядов. Ну, может быть, только продукты, – немного застенчиво добавила она, – не представляю, как я смогу прожить без своего любимого бельгийского шоколада.

– Ну вот видишь! – Валерий ловко зацепился за милостиво предложенный аргумент. – А такой шоколад мне совсем не по карману. Если честно, я даже вот это мясо не смогу покупать для тебя каждый день.

– Это мясо купила я, – напомнила Инна, – но тогда получается, что положение безвыходное...

– Ну почему же! – с энтузиазмом воскликнул он. – Вот я допишу книгу, продам ее, получу гонорар...

– А вдруг не продашь? – рискнула предположить она.

Его лицо потемнело, Валерий относился к своему творчеству так трепетно, как не относился даже к любимой женщине, то есть к ней.

– Ладно, извини, – спохватилась она, – но ты же сам говоришь, что современные издатели ничего не смыслят в литературе.

– Это точно, – важно подтвердил он.

– Так что публикация твоей книги может затянуться... В конце концов, я переводчик и когда-то неплохо зарабатывала...

– Но разве мы куда-нибудь спешим? – лениво зевнул Валерий. – У нас вся молодость, вся жизнь впереди. Успеем еще и женатыми побыть. Зачем ты все портишь?

Инна сдалась и в задумчивом молчании завершила поедание великолепно приготовленного мяса. Не успела она отодвинуть в сторону тарелку, как Валерий притащил из кухни десерт – фрукты в карамели под шапочкой полурастаявшего ванильного мороженого. Она расслабленно улыбнулась – он, в отличие от мужа, точно знал рецепт ее гарантированного хорошего настроения.

Если у Инны и Жени дела шли не очень, то Даша процветала – и в прямом и в переносном смысле этого слова. В прямом – она посетила модного косметолога, который рекомендовал ей пилинг лица и особые маски ручной работы, после них ее кожа приобрела сияющий фарфоровый вид. В переносном – долгожданный контракт с Олегом Резниковым вот-вот будет подписан! От счастья ей хотелось петь – впрочем, именно этим она и занималась в оборудованной по последнему слову техники звукозаписывающей студии Олега. Даше впервые приходилось иметь дело с продюсером такого масштаба, как Резников.

До того как она попала в «Паприку», она ошивалась на задворках красивой жизни и даже имела некоего директора, скользкого типа с тонкими усиками, бывшего тележурналиста, которого уволили с государственного канала за пьянство. После увольнения он почему-то возомнил себя воротилой шоу-бизнеса, подписал несколько контрактов с молодыми талантливыми исполнителями и впалой своей грудью принялся пробивать им дорогу на музыкальный олимп. Особых успехов, надо сказать, он не добился. Ему было жаль денег на хороших поэтов и композиторов, поэтому репертуаром своих подопечных он занимался сам. Естественно, у них ничего не получилось. На хорошую фонограмму денег не было, и Даше приходилось петь вживую, а голос у нее был слабенький, к тому же она поначалу жутко стеснялась аудитории и вела себя как марионетка в неумелых руках: ее улыбка была натянутой, а движения порывистыми и неловкими. Даша пела только в сборных концертах, единственный раз ее хит (что-то там про любовь, которая – а что еще она может делать в стихотворении бездарного самозванца? – не то будоражит, не то леденит кровь) прозвучал в эфире какой-то провинциальной радиостанции. Все закончилось тем, что в один прекрасный день так называемый продюсер и вовсе исчез из ее жизни, не оставив никаких координат для связи. Если Даша и расстраивалась, то только первое время, ведь он был не только никудышным поэтом и композитором, но и ее любовником (в постели он тоже, кстати, ни на что не годился), более того – первым мужчиной. Но не в ее характере было долго убиваться по канувшему в неизвестность мужику, потому что Даша всерьез собиралась стать эстрадной знаменитостью и не так-то много времени у нее было до того момента, как улетучится один из главных ее козырей – свежесть юности.

Какое-то время Даша работала одна, в свободном полете. Она исполняла старые песни, посчитав, что имеет полное право распоряжаться творениями горе-продюсера, но успехом по-прежнему не пользовалась. Все закончилось тем, что честолюбивую худенькую девушку с невыразительным голосом вообще перестали приглашать даже в сборные малопрестижные концерты, даже в окраинные клубы. Вот в тот момент ее и подобрал Иртенев. Многим непонятно было, что нашел многообещающий делец в девушке, в которой на первый взгляд не было ровным счетом ничего особенного. Но, видимо, у Артема был, что называется, глаз-алмаз, потому что за считаные месяцы Дашута преобразилась до неузнаваемости. Во-первых, она кардинально сменила имидж. Ей, натуральной блондинке благородного скандинавского оттенка, никогда не пришла бы в голову шальная мысль покрасить волосы. Но Иртенев, подавив слезное сопротивление, отвел Дашу к стилисту, который выкрасил ее волосы в индейски-черный цвет. Это было настоящее чудо! Язвительные журналисты из «желтых» изданий даже подозревали ее в чрезмерно близком знакомстве с пластическими хирургами. Иссиня-черные волосы придали ее лицу необъяснимый шарм – оно стало грубее, резче, и вдруг выяснилось, что Даша – редкая красавица. Во-вторых, Иртенев нанял для нее личного педагога по вокалу, и через два месяца напряженной работы она могла петь без фонограммы, не опасаясь, что разочарованные зрители закидают ее гнилыми томатами.

Первое время Даша была искренне благодарна Иртеневу. И только потом к ней пришло понимание, что группа «Паприка» – это не счастливый ее билет, а очередной глухой тупик. Ей светило только одно – вечное место на сцене слева от солистки Инны. Она пробовала поговорить об этом с Артемом. Но тот, усмехнувшись ей в лицо, сказал, что до сольной карьеры Даша не дорастет никогда, и если она чем-то недовольна, то пусть выглянет за дверь, где стоит километровая очередь из поющих девчонок, каждая из которых с радостью займет ее место.

Может быть, в его словах и была доля правды. Но Даша затаила на Иртенева смутную обиду. И вот теперь у нее появился шанс доказать ему, как не прав он был, задвигая в бэк-вокал такого самородка, как она. Она добилась, выиграла. И вскоре подпишет контракт с самым влиятельным продюсером страны.

У Даши оставался только один вопрос: как бы поделикатнее сообщить об этом самому Иртеневу?

– Не пора ли тебе рассказать о нас своей малахольной супруге? – спросила однажды Артема Иртенева певица Ярослава.

Дело было в модном ресторане «Галерея», куда он пригласил ее на посткоитальный обед. Ему нравилось появляться с ней на людях. Ярослава, в отличие от Инны, не была классической красавицей, но было в ней нечто, магнитом притягивающее восхищенные, любопытные или завистливые взгляды окружающих. Она была из породы королев, которые выглядят царственно даже в джинсах и поношенной рубашке и не нуждаются в услугах стилиста, потому что стиль и шик у них в крови.

Ярослава была не первой интрижкой Артема на стороне, и обычно у него имелось несколько вариантов ответов на этот самый неприятный из женских вопросов. Но здесь он растерялся. Все дело в том, что Яся и правда ему нравилась, она была не из тех, чей телефон безжалостно удаляешь из электронной записной книжки и чье лицо само собой стирается из памяти после недельной разлуки. Будь он чуть более молодым и чуть менее циничным, он даже решил бы, что влюблен.