Брэд отказался от поездки поездом до Гавра, решив, что поездможет утомить Сирину, и предпочел воспользоваться машиной. В этом случае онимогли бы остановиться и отдохнуть в любой момент, по своему желанию, и оначувствовала бы себя гораздо лучше. У Сирины еще не возникало никаких проблем сбеременностью. После первых трех месяцев она чувствовала себя даже лучше, чемпрежде. Они проговорили всю дорогу от Парижа до Гавра. Брэд рассказывал ей освоей прежней жизни в Нью-Йорке, о семье, старых друзьях, а она о годах,проведенных в монастыре. Время пролетело совершенно незаметно, и как-тонеожиданно для себя они оказались на причале, шофер выгрузил багаж, и уже черезмгновение стюард вел их по кораблю к каюте. Сирина с изумлением разглядываласудно. Оно не шло ни в какое сравнение с суденышком, на котором она отчалила вДувре в компании десятков детей-беженцев и горстки монахинь. Это былпервоклассный лайнер. Проходя по великолепным залам, заглядывая в отделанныебархатом каюты через полуоткрытые двери, приглядываясь к пассажирам,поднимавшимся на борт, Сирина поняла, что путешествие будет особенным.

Глаза Сирины радостно сияли, когда она на ходу обернулась кмужу.

Брэд смотрел на нее выжидающе, его собственное возбуждениеотражалось во взгляде. Ему пришлось здорово попотеть, чтобы в такой короткийсрок перед отплытием достать каюту на «Либертэ». Ему хотелось, чтобы этопутешествие запомнилось Сирине на всю жизнь. Брэду мечталось ввести ее в своймир как можно естественнее и чтобы всему этому было положено счастливое начало.Он старался сделать все, что в его силах, чтобы добиться этого.

– Тебе нравится?

– Брэд!.. – прошептала Сирина, продолжая следовать застюардом к каюте. – Великолепно! Тут… как во дворце!

Брэд рассмеялся и с удовольствием взял ее за руку.

– Сегодня вечером веду тебя на танцы. – Но тут жеозабоченно спросил: – Или, может быть, нам не следует?

Сирина рассмеялась, переступая порог каюты:

– Не говори глупости! Твоему сыну танцы непременнопонравятся.

– Моей дочери, – строгим тоном поправил он. Но тутже оба замолкли, ошеломленные великолепием каюты.

Все вокруг было отделано синим бархатом и синим шелком,стены из красного дерева, мебель из ценных пород деревьев, повсюду виднелосьмножество красивых витых украшений из бронзы, чеканка, красивые небольшиесветильники, великолепные английские зеркала, огромные иллюминаторы,обрамленные в до блеска надраенную бронзу. Каюта была идеальным местом длямедового месяца, которого у них так и не было. Казалось, она источает аурукомфорта и роскоши, в ней хотелось провести целый год, а не неделю. Чемоданыуже поджидали своих владельцев, удобно разложенные по полкам, к ним добавилсятолько что внесенный багаж. Стюард поклонился и сказал:

– Горничная подойдет через минуту помочь мадамраспаковать чемоданы. – Он показал на огромную вазу, наполненную свежимифруктами, на блюдо с выпечкой, на графинчик шерри, стоявший в узком стенномшкафчике, и пояснил: – Все это в вашем полном распоряжении. Ленч подадут сразуже после отплытия в час дня, но, возможно, господин подполковник и мадампредпочитают освежающее?

Все оказалось на высшем уровне, они были довольны. Стюардпоклонился еще раз и покинул каюту.

– О, дорогой, как великолепно! Сирина подошла к Брэду икрепко обняла.

Брэд был невероятно доволен.

– Тут гораздо лучше, чем я предполагал. Господи, разветак путешествуют?

Налив в бокалы немного шерри, он один вручил жене, второйподнял со словами:

– За самую красивую женщину, которую я знаю, заженщину, которую я люблю… – Он лукаво прищурился. – И за мать моейдочери.

– Сына, – в который уже раз поправила Сирина.

– Пусть жизнь в Штатах принесет тебе счастье, моядорогая.

– Спасибо. – Она на мгновение взглянула на бокал,а затем на Брэда. – Верю, что так и будет. – Сирина чуть пригубила,затем приподняла свой бокал: – За мужчину, который дал мне все. За мужчину,которого люблю всем сердцем… Пусть ты никогда не пожалеешь, что привез домойвоенную невесту.

Когда она это говорила, в глазах ее мелькнула грусть, и Брэдпоспешно заключил ее в объятия.

– Не говори так.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя. А когда ты говоришь такое,то забываешь, кто ты есть. Как можешь ты забыть, кто ты в действительности,Сирина?! Принцесса Сирина.

Брэд нежно улыбнулся, но она покачала головой:

– Я миссис Фуллертон, а не принцесса, и мне этонравится. – Затем после небольшой паузы добавила: – Разве ты не пытаешьсязабыть, кто ты есть на самом деле, Брэд? – За несколько месяцев совместнойжизни у нее сложилось именно такое впечатление. Сирина начала замечать в Брэдесклонность к игре в анонимность, как прежде в армии, так и здесь, накорабле. – Разве ты не поступаешь так же?

– Возможно. – Брэд долго задумчиво смотрел виллюминатор. – Правда в том, что принадлежность к кругу, из которого явышел, всегда давила на меня тяжелым бременем… – Брэд прежде никому непризнавался в этом, и странно, что сказал ей это сейчас, накануне отъездадомой. – Я всегда не очень вписывался в принятые рамки. Постояннооказывался несовременным, как квадратный гвоздь в круглой дырке. Не знаюпочему, но так было. Не думаю, что кто-либо из моих братьев чувствует то жесамое. Тэдди вписывается куда угодно, Грег заставляет себя вписаться, хочет онэтого или нет, а я не могу. И я больше не верю во все это дерьмо. И никогда неверил. В ценности таких людей, как Пэтти Азертон, моя мать, мой отец. Все этодля самовозвеличивания, для показухи. Значение имеет лишь то, что значимо вглазах других. Я так жить больше не могу.

– Поэтому ты и остаешься в армии?

– Именно поэтому. Я доволен тем, чем занимаюсь в армии.Я могу жить в чертовски приятных местах, на значительном удалении от Нью-Йорка,если, конечно, не получу назначения куда-нибудь в Вашингтон. – Брэдзакатил глаза, изображая ужас. – Мне больше не нужно играть в семейнуюигру, Сирина. Я не хочу быть Брэдфордом Фуллертоном Третьим. Хочу быть самимсобой. Первым. Брэдом, человеком, которого мы оба можем уважать. Я не обязанходить в клубы моего отца или жениться на дочери одной из подруг моей матери,чтобы гордиться собой, Сирина. Мне никогда это не нравилось, и теперь я знаюпочему. Потому что просто не создан для этого. Но ты… – Он с нежностьюпосмотрел на нее. – Ты рождена быть принцессой. Тебе никуда не деться отэтого. Ты не можешь убежать, не можешь спрятаться, не можешь перемениться, неможешь отказаться, сделать вид, будто этого нет. Это есть. Так же, как твоизамечательные зеленые глаза.

– Откуда ты знаешь, может быть, мне это не нравится втакой же степени, как и тебе?

– Потому что я знаю тебя. У тебя нет кардинальныхразногласий с твоими корнями, Сирина. Ты принадлежишь этому миру, и, если быэтот мир все еще существовал, я никогда не забрал бы тебя оттуда, потому чтонынешняя Америка – это место, где люди не понимают мира, из которого вышла ты.Самое лучшее, что мы можем сделать, – это попытаться объяснить им все это.При условии, что у них хватит для этого понимания. – Он нежноулыбнулся. – Но мы не обязаны им объяснять ни черта. Потому что вот ты –красавица, грация, божественность, сама элегантность… И как бы тебя ниназывали, любимая, ты до глубины души принцесса.