– Но это же глупости. – Сирина улыбалась и слегкапокраснела от неловкости. – Если бы я тебе не рассказала, ты никогда бы неузнал.

– Обязательно бы узнал.

– Не узнал… – Теперь Сирина явно поддразнивалаего.

Брэд поставил бокал, обнял и крепко поцеловал жену, затемподхватил на руки и осторожно опустил на большую кровать.

– Не двигайся. Мне нужно кое-что сделать.

Она улыбалась, глядя, как он, пятясь, идет к двери каюты,берет табличку с надписью «Не беспокоить» и вешает ее на ручку с внешнейстороны.

– Так нам не помешает горничная, – заявил он,поворачиваясь к ней с широкой улыбкой на лице, и, задвинув шторы, началразвязывать галстук.

– Что это все означает, подполковник? – Сиринавопросительно взирала на него с кровати, в глазах ее плясали смешинки. „„

– А вы как думаете, миссис Фуллертон?

– Средь белого дня? Здесь? Сейчас?

– Почему бы и нет? – Он присел на кровать и сновапоцеловал ее.

– Боже милостивый! Я же забеременею!

– Потрясающе. В таком случае у нас получатсядевочки-близняшки.

– О, и не говори…

Но он не дал ей договорить. Его губы крепко прильнули к еегубам, спустя мгновение замечательное голубое атласное покрывало было сброшено.Простыни мягко и прохладно холодили ей спину, а теплые руки Брэда касались еегруди, бедер. Когда Брэд прижался к ней, ей вдруг страстно захотелось ощутитьего в себе… Его губы скользнули по ее губам, пробежали по векам, коснулисьволос, в то время как руки пробуждали в ней волшебные ощущения, затем резкимдвижением он решительно проник в нее.

– О-о-о!

Этот единый долгий звук удивления и удовольствия очень скорозатерялся в симфонии нежного шепота и стонов. Тем временем судно медленноотчалило от пристани, и они поплыли домой.

Дни на борту «Либертэ» летели очень быстро. Погода былачудесной, даже неизменные для июня бризы не портили им настроения, когда онибок о бок лежали в шезлонгах на палубе. Лишь один раз Сирина почувствовалалегкую слабость перед завтраком, но после того, как они перекусили, прогулялисьпо палубе, поговорили с новыми знакомыми, она уже забыла о своих недомоганиях ипровела оставшуюся часть дня в полном наслаждении. Как правило, после ленча ониудалялись в каюту вздремнуть. А отдохнув, успевали немного прогуляться попалубе, прежде чем идти переодеваться к чаю. Во время чая они знакомились сновыми людьми, беседовали с теми, с кем познакомились раньше, слушали камернуюмузыку. Все это очень напоминало Сирине о бабушке и ее друзьях, о музыке,которая им нравилась, о еде, от которой те были в восторге, о торжественныхобедах, о вечерних нарядах – платьях из серого шелка с красными атласнымиподкладками, с несколькими рядами жемчуга и изящными туфельками, обшитыми серыматласом. Сирине не казалось это чуждым или странным, это было частью ее прежнейжизни. Для Брэда это также не было новостью. Время от времени им попадалисьлюди, знавшие его родителей или родственников или же имевшие общих знакомых.

В целом путешествие проходило легко и радостно, но впоследний вечер им стало грустно.

– Может быть, нам повернуть обратно в Париж?

– Нет, – решительно сказала Сирина, приподнявшисьна кровати после сладостных утех любви, – мне хочется увидеть Нью-Йорк,познакомиться с твоей семьей, а затем поехать в Сан-Франциско, посмотреть навсех этих ковбоев и индейцев. Думаю, мне понравится Дикий Запад.

Брэд рассмеялся, услышав эти слова.

– Единственное, что там будет дикое, так это твоевоображение.

– Неужели там нет ни ковбоев, ни индейцев? Ну хотя быодного?

– Только не в Сан-Франциско. Чтобы посмотреть наковбоя, придется отправиться в Роккис.

– Отлично, – обрадовано воскликнула Сирина ипоцеловала его в шею, – тогда мы отправимся туда в путешествие! Верно?

– Интересно, когда же вы собираетесь все это сделать,мадам? До того, как родите?

– Разумеется. А чего бы тебе хотелось? – Теперь налице Сирины отразилось изумление. – Чтобы я сидела дома и все время вязаланосочки?

– Да, эта мысль мне нравится.

– Ну а мне нет. Мне хочется заняться каким-нибудьделом, Брэд.

– О Господи Боже мой, спаси меня. – Со стоном онрухнул навзничь на подушку. – Вот она, современная женщина! Чем же тыхочешь заняться? Поступить на работу?

– А почему бы и нет? Это же Америка. Демократическаястрана. Я могла бы заняться политикой. – Глаза Сирины озорно блеснули, аон предостерегающе поднял руку.

– Это у тебя не пройдет! Одной такой женщины в моейсемье вполне достаточно, спасибо! Придумай что-нибудь другое. Крометого, – он возмущенно сдвинул брови, – через шесть месяцев у тебябудет ребенок. Неужели ты не можешь просто отдохнуть перед родами?

– Да, но, может быть, я смогла бы кое-что сделать ещедо родов.

Сирина много думала о Сан-Франциско, о том, что будет там.Ей не по душе было сидеть на месте со своим огромным животом, а хотелосьзаняться каким-нибудь делом.

– Не смеши меня. Разве не все женщины сидят и ждутсвоего часа?

– Нет, не все. Есть женщины, которые занимаются нетолько этим в период беременности. Знаешь, – Сирина задумалась намгновение, – женщины из бедных семей в Италии работают, будучибеременными, – они работают на полях, в магазинах, пекарнях, занимаются своимиобычными делами. И вот в один прекрасный день… бум – появляется малыш, и онивозвращаются домой уже с младенцем на руках… – Она улыбнулась, а Брэдрассмеялся, представив себе эту картину.

– Ну ты и скажешь, любимая! Ты тоже так хочешь? Бум – ипоявляется малыш, в то время когда ты работаешь в поле?

Сирина как-то странно взглянула на него.

– Когда я работала с Марчеллой, я была удивительносчастлива.

– Боже милосердный, Сирина! Это же ужасно: работатьприслугой в доме собственных родителей.

– Мысль, может быть, и ужасна, но сама работа нет. Ячувствовала, что каждый день совершаю нечто полезное. Знаешь, у меня было многообязанностей, и я выполняла их хорошо.

Брэд нежно поцеловал ее в кончик носа.

– Знаю, малышка. Тебе приходилось чертовски многоработать. Не хочу, чтобы тебе вновь пришлось заниматься чем-либоподобным. – Он довольно посмотрел на нее, зная, что такого неслучится. – И тебе не придется. Теперь ты моя жена, дорогая. Единственноепреимущество, которое дает имя Фуллертонов, – это комфорт не только длянас, но и для наших детей, оно навсегда избавит их от подобных житейских тягот.

– Приятно сознавать… – Однако его слова непроизвели на нее большого впечатления. – Я полюбила бы тебя, даже если бты был бедным.