– Здравствуйте, Александр Васильевич! Я майор Волохов, – сказал Толя солидно. – Вот мое удостоверение.

Удостоверение Волохов по привычке выставил перед собой, но Логинов брезгливо отшатнулся от него, словно Толя показал ему жабу. Выглядел депутат так же, как в телевизоре и на страницах газет, вот только ростом был с каланчу. Тощий, длиннющий, весь какой-то мосластый, подвижный, словно на шарнирах. А лицо – выбритое до синюшности и холодное, словно высечено из мрамора. И седые волосы под стать – неестественно белые, ровно зачесанные набок.

– Я сказал вашему начальнику, что мне не нужна помощь, – недружелюбно проговорил депутат. – Я объяснил ему, что способен защитить свою дочь сам.

Волохов убрал удостоверение в карман.

– Мы в этом не сомневаемся. Но, как говорят у нас в Люберцах, береженого бог бережет.

– Бог бережет?.. Считайте, что я сам здесь за бога.

Это Волохову не понравилось. Он не считал себя слишком уж религиозным человеком, но богохульства не любил, а потому прогудел:

– Многовато на себя берете, Александр Васильевич.

– Что?

– Ничего. Лучше скажите, где сейчас находится ваша дочь Алена?

– Она у себя в комнате. – В голосе депутата появилось раздражение. – И просидит там столько, сколько я скажу.

– Она не может выбраться?

Депутат усмехнулся.

– Посмотрите по сторонам, майор. Периметр надежно охраняется.

Волохов огляделся.

– Да уж… Только автоматчиков на вышках не хватает. И все же лишние глаза вам не помешают.

– Вы правильно сказали – «лишние». – На мраморных губах депутата появилась усмешка. – Я не доверяю ни вам, ни вашему ведомству, майор. Моя служба безопасности гораздо профессиональнее справится с поставленной задачей.

– Это что ж… прикажете мне убираться восвояси – так, что ли?

– Если вам угодно – да. Не хочу показаться грубым, майор, но я не сторонник долгих переговоров, если не вижу в них большого смысла.

– Замысловато выражаетесь. Стало быть, я доложу полковнику Жуку, что вы меня не впустили?

– Докладывайте, что хотите, майор. Мои люди проводят вас до ворот.

Тут же, как по мановению волшебной палочки, из ночного сумрака выскользнули две рослые фигуры и встали слева и справа от Волохова. Депутат Логинов, не удостоив Толю больше ни словом, ни взглядом, вернулся в дом.

Один из охранников положил Волохову руку на плечо.

– Идем, майор.

Толя посмотрел на парня. Выправка у того была военная, а светлые глаза мерцали спокойным, стальным блеском. Он производил впечатление человека, привыкшего выполнять поставленную задачу.

– Где служил? – спросил у него Волохов.

Парень усмехнулся:

– В спецназе.

– О как. Я тоже.

– Да ну?

– Точно. Когда-то я тоже был молодым, стройным и красивым. Таким, как ты.

– И куда только все девается, верно, майор? Идем к выходу.

– Запросто. Только руку убери.

– Что?

Волохов посмотрел парню в глаза и отчеканил:

– Я сказал: убери свои гребаные пальцы с моего плеча, пока я тебе их не сломал.

Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел охранник.

– Идите к воротам, майор, – сказал он, убирая руку.

Толя усмехнулся.

– Вот так. И впредь не зарывайся – откапывать будет некому.

Охранники проводили Волохова до четырехметрового кирпичного забора, вернули ему пистолет, дождались, пока он выйдет за периметр, и захлопнули за ним железную дверь.

Толя постоял перед кирпичным забором, поразмышлял, потом вздохнул и зашагал к своей старенькой «девятке» с форсированным движком. Если не смотреть в сторону особняка, вокруг были только лес, ночь и тишина.

В машине он первым делом позвонил начальнику.

– Слушаю вас, Анатолий.

– Андрей Сергеевич, докладываю: меня не впустили в дом.

– Этого и следовало ожидать, – спокойно сказал полковник Жук.

– И что мне делать дальше?

– Оставайтесь рядом с домом.

Волохов покосился на четырехметровый забор.

– А какой смысл? У них там полный двор вооруженных архаровцев.

– Смысл есть, Анатолий.

Волохов помолчал, ожидая разъяснений, но, похоже, все разъяснения уже были сделаны. Тогда он вздохнул и произнес:

– Как скажете, товарищ полковник. Что я должен делать?

– Поглядывайте. Наблюдайте. Старайтесь не заснуть, а утром я пришлю кого-нибудь вас сменить.

– Хорошо, Андрей Сергеич. А как насчет отгула?

– Вы его получите.

– Отлично. Служу России.

Толя отключил связь и, мрачно ухмыляясь, сунул телефон в карман куртки.

– Знаю я ваши отгулы, – проворчал он. – Клянчить придется еще год. И то никакой гарантии.

Он откинулся на спинку сиденья и приготовился к долгому, утомительному и бессмысленному ожиданию.

…Спустя примерно час в двадцати метрах от «девятки» Волохова дрогнули кусты. Ветки бесшумно раздвинулись, и белая собачья морда высунулась из кустов наружу. Два налитых кровью глаза, отражающие луну, долго и пристально смотрели на одинокую машину, которой не нашлось места во дворе особняка, и на оперативника из УГРО, сладко похрапывающего на водительском сиденье. Потом собачья морда скрылась в кустах – словно растворилась в их черной, бесформенной массе.

Сидя в кресле, Маша Любимова с наслаждением вытянула гудящие от усталости ноги. Она взглянула на фотографии, стоявшие на комоде и оформленные в рамки. На одной из них увидела улыбчивых бородатых молодых людей. За спинами их виднелись палатки и вытащенная на берег лодка. В одном из юношей она узнала Глеба.

– Оказывается, вы носили бороду.

– Мало кто из мужчин хотя бы раз в жизни не отращивал себе бороду или бородку, – отозвался Корсак. – Хотя бы потому, что в отсутствие бритвы она растет сама собой. Продолжите свой рассказ?

Маша отвела взгляд от фотографий и посмотрела на Глеба.

– На чем я остановилась?

– Мы с вами обсуждали, вменяемый ли человек Виктор Багиров.

– И к какому выводу пришли?

– Вменяемый. На мой взгляд, в работе таксидермиста нет ничего аморального. Что же касается его «механических игрушек»… – Глеб пожал плечами. – Каждый борется со скукой по-своему. Багиров хотя бы не мучает людей.