думаю, честно говоря, что он на эту позицию благодаря деловым качествам попал. Место больно лакомое, заграница, деньги, возможности. Когда будет приватизация, всю собственность России оценят в сумму меньшую, чем годовой оборот этого внешнеторгового объединения.

— Ты свою невесту тоже туда пристроил, да?

— Да, — ничуть не смущаясь, отвечаю я. — Работа там интересная и важная, а она у меня в математике очень хорошо разбирается. Думаю, пройдя трудовой путь с самых низов, она сможет приносить пользу и своему предприятию и стране в целом.

— Молодец, — хмыкает он. — Молодец, что сразу Постову позвонил. Он всё уладит. Хотя наркотики очень неприятная вещь.

— С наркотиками у меня точно ничего общего нет. Меня на детекторе лжи на эту тему со всем пристрастием расспросили.

— Да, это я знаю. Так вот, Постов вопрос этот уладит, но больше, чтобы ничего подобного не было. Иначе буду вынужден тебя под замок посадить. Слишком важной информацией ты располагаешь, чтобы можно было ей рисковать. Да и вообще, внимание к себе привлекать запрещаю.

— Слушаюсь.

— Так-то, подполковник. Следующий момент. Кухарчук. От этого подальше держись.

— Это непросто. Он ведь сам вокруг меня кружит.

— Разумеется, кружит. Это мы решим попозже, сейчас… — он замолкает. — Ещё не сезон.

Я киваю. Значит, придётся разбираться с этим уродцем самостоятельно, а то когда-то у вас ещё сезон начнётся.

Мы некоторое время молчим. Я украдкой на него поглядываю. Мне он всегда казался похожим на зловещую рептилию. КГБ, трудовая дисциплина, взгляд этот… не знаю, не въедливый, а зловещий, что ли. Рептилоид! Блин, точно! Прямое доказательство существования этих существ.

Впрочем, при личном контакте он оказывается более человечным, чем всегда мне казался. И, надо сказать, довольно мужественным. Известие о своей скорой кончине воспринял очень даже достойно.

— Тем не менее, — нарушает он тишину. — Мне потребуется помощник и, возможно, не один. Кто-то из партии и кто-то из конторы.

— Разрешите? — спрашиваю я.

— Ну, — хмурится он.

— Возьмите Злобина, пожалуйста. Я с ним знаком довольно…

Раздаётся стук в дверь. Заходит человек с подносом. На нём чайник, две чашки, сахар, печенье, конфеты. Мы молча следим за его действиями. Он ставит поднос на стол, наливает чай, и расставляет вазочки и чашки.

— Спасибо, Андрей Викторович, — благодарит Андропов.

Стюард и, возможно, адъютант удаляется.

— Почему Злобина? — холодными глазами игуаны смотрит на меня Андропов. — Потому что он использует тебя, как агента для получения информации, а ты его — как крышу для своих преступных деяний?

— Я к нему с большим уважением отношусь, — оставляю я без внимания свои преступные деяния. — За время совместной работы…

— Прекращай, — машет он на меня рукой. — Про совместную работу не надо. Значит, доверяешь ему?

Ну, а что делать-то, доверяю. Пока он меня не подводил, хотя, если честно, мы ещё и не попадали в по-настоящему серьёзные переплёты…

— Доверяю, — коротко отвечаю я.

— А из партийных руководителей? Нет, ты не думай, мне просто интересно, кого ты взял бы в преемники.

Нет, ты не думай. Понятно, советоваться со мной в этом вопросе не планируют.

— Не знаю. Может, поэтому я вам-то и раскрылся, что не знаю, на кого положиться можно.

— Ладно, погоди пока.

Он поднимает трубку и набирает номер.

— Леонид Юрьевич, ну ты где? Я жду-жду… Ах, Постов сказал. Этот может. Давай, приходи. У меня тут дружок твой.

— Э-э-э… — мотаю я головой, когда он вешает трубку

— Чего?

— Я тут с вами в неловкую ситуацию попал…

— Со мной? — поднимает он брови.

— Ну да, вам вот признался, а Злобину нет. Думаю, он на меня обидится.

Андропов усмехается, чуть качнув головой.

— Думает он. Нашёл о чём думать. Тут дела такие. Обидится. Не мальчишка обижаться. Вон до какой должности дослужился в свои… тебе сколько, кстати? Пятьдесят?

— Пятьдесят один.

— Ну, чуть младше его. Если б он думал о чужих обидах, то до сих пор в подполковниках бы ходил, в лучшем случае.

Уел, игуанодон.

Входит Злобин.

— Разрешите?

— Заходи, присаживайся, — говорит он и поднимает трубку. — Андрей Викторович, ещё чашечку принесите, пожалуйста.

Де Ниро, практически не улыбаясь, проходит к столу и садится напротив меня.

— Знаешь кто это? — кивает в мою сторону Андропов.

— Брагин Егор Андреевич.

— А ещё?

— Ещё? Других имён я не знаю. Мы его проверяли по всем статьям, так сказать.

— А ещё он Добров Егор Дмитриевич. Тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения.

— Он не выглядит, как восьмилетний ребёнок, — хмурится Злобин, пытаясь понять, в чём подвох.

— Не выглядит. Потому что он дожил до пятидесяти одного года и предположительно погиб под колёсами маршрутного такси в две тысячи двадцать втором году. Правильно я излагаю?

— Правильно, — сухо подтверждаю я и разворачиваю конфету.

«Кара-Кум». А чай-то подостыл уже… И слишком уж крепкий на мой вкус. Откусываю и прижимаю кусочек конфеты языком к нёбу. Она поддаётся, тает и коричневая начинка из какао, миндаля и тёртых вафель расползается, обволакивая рот вкусом и ароматом шоколада и ванили.

Всё суета. Всё суета. Всё суета. И всё уже много раз было на Земле. Наверное, и путешественники во времени уже бывали. Может, в КГБ целый список подобных перелётчиков, попадальщиков и попаданцев… Может быть это вообще тайный проект самого КГБ и сейчас меня…

— Ну, давай, расскажи Леониду Юрьевичу, — сбивает меня с мысли Андропов. — А то я перевру что-нибудь.

— В прошлый раз, когда я встречался с Юрием Владимировичем, — киваю я, — меня подвергли допросу с применением полиграфа. И психиатр осмотрел, правда один, так что можно ожидать ещё и консилиума в обозримом будущем. А вам я не говорил, чтобы избежать вот такого, как сейчас, взгляда, полного разочарования и сожаления.

Андропов кивает, подтверждая мои слова и подталкивает к Злобину картонную папку, по всей видимости с результатами исследований.

Я беру ещё конфету.

— Много сладостей вредно, — замечает хозяин кабинета.

— Вторая всего…

— Ну, давай, рассказывай.

Я рассказываю. Де Ниро, даже улыбаться забывает. Это прикол, Брагин? Опять твои фокусы? Что за бред? Ты это при Андропове рассказываешь?

Нет, этого он не говорит, но транслирует посредством блеска своих глаз, мимики и языка тела. А может, я