– Хорошая идея. Только дай мне знать, куда именно ты ихотправишь. Я, вероятно, вернусь раньше тебя. Кстати, запиши мой телефон вгостинице. Как только все у тебя определится, обязательно позвони мне.

После разговора с мужем Лена окончательно успокоилась. Самоевремя звонить в Нью-Йорк, говорить свое «да». Но перед этим Лена еще раз, дляочистки совести, набрала номер Кати Синицыной. Там все так же было занято.

* * *

– Ну, как ты? – Регина Валентиновна потрепала Катю по щеке ибыстро прошла на кухню, в распахнутой шубке, сапогах и тонких замшевыхперчатках.

Катя замешкалась в коридоре, шлепанец зацепился затабуретную ножку. Когда она оказалась на кухне, то увидела, как гостья кладетна рычаги телефонную трубку.

– Я ведь тут же стала тебе перезванивать, – объяснилаРегина, – но у тебя все занято и занято. Оказывается, ты трубку забылаположить.

– Нет, я не забыла. Я просто сейчас разговаривала, –смутилась Катя, – надо перезвонить, неудобно.

– С кем же это так поздно, если не секрет? – Регинина рука взамшевой перчатке все еще лежала на трубке. Катя не заметила, как рука этасдвинула, переместила трубку совсем чуть-чуть. Теперь она не придавливаларычаги старенького аппарата. Если кто-нибудь позвонит по Катиному номеру, будетзанято.

Телефонный звонок не отвлечет Катю, не даст ей хотьслабенький шанс опомниться и прийти в себя.

От Регины Валентиновны, как всегда, пахло тонкими, чутьтерпкими французскими духами. Кате очень нравился этот запах, он былтаинственным и немного тревожным.

– Почему секрет? Я позвонила Ольгиной подруге, Полянской.Ну, помните, я рассказывала вам? Регина молча кивнула.

– Ну вот, – продолжала Катя, – я просто думала, что надосказать ей про листочек, который я нашла. Там ведь ее фамилия. И потом – у неемуж в милиции работает, вдруг он что-нибудь сможет узнать… Ну, через своиканалы. Все-таки одно дело – районные менты и совсем другое – полковник сПетровки. Они же находят убийц. Не всегда, но находят.

– Катя, Катя, – грустно вздохнула Регина Валентиновна, – яже объясняла тебе, не надо пока распространяться о том, что ты нашла. Вот ведь– язык без костей. И что Полянская?

– Нет, я… – Катя смутилась. – Выдумаете, не надо было ейзвонить?

– Ты взрослый человек, – пожала плечами Регина, – как я могуза тебя думать? Так что же Полянская? Как она отреагировала на твое сообщение?

– Она… – Катя вдруг густо покраснела, вспомнив, что почтинарушила Регинино условие, упомянула ее в разговоре с посторонним человеком.Имени, правда, не назвала, но все-таки…

– Эй, что ты покраснела, как помидор? – спросила Регина сулыбкой. – Про меня, наверное, сболтнула? Признавайся, бить не буду.

– Нет, я про вас ничего не говорила! Я только текстпрочитала и спросила, верит ли она тоже, как все, что Митя сам…

– Ну и как? Верит?

– Во всяком случае, она не считает, будто мои подозрения –полнейший бред, будто я все это под наркотиком напридумывала. Собственно, онане успела ничего особенного сказать в ответ, я услышала звонок и пошла вамоткрыть дверь.

Кате вдруг стал неприятен этот разговор. Ну зачем столькоподробностей? Разве интересно, кто что сказал? Вот и Полянская спрашивала оРегине Валентиновне, а теперь – наоборот. Ерунда какая-то… Прямо будтовыпытывают что-то, и та, и другая. Разве это имеет сейчас значение? О Мите надоговорить, и только о нем. Что может быть важнее его смерти? Ведь так маловремени прошло и столько всего неясного…

– Я, собственно, почему приехала, – спохватилась Регина, ~достала для тебя хорошее лекарство, оно уже неделю лежит у меня. Я замоталась,дел было много. А когда ты позвонила, я вспомнила. Это новый американскийпрепарат, он разработан специально для таких, как ты. По ощущениям он даетпримерно то же, что морфий, но слабее, конечно. А главное – не вызываетпривыкания, то есть он на некоторое время заменит тебе наркотик и поможетвылечиться без кошмарных мучений, которых ты так боишься. Этот препарат мягкоадаптирует твой организм, ты постепенно будешь уменьшать дозу, пока невылечишься совсем.

– Неужели такое лекарство придумали?, – заволновалась Катя.– Неужели возможно завязать, не мучаясь?

– За деньги все возможно, – лукаво улыбнулась Регина.

– ~ Ой, оно, наверное, жутко дорогое…

~ – Ну что ты, деточка, я совсем не к тому сказала проденьги. Я же знаю твою ситуацию, ты у нас неплатежеспособна. Я делаю это нестолько для тебя, сколько для себя. Если уж я взялась помочь человеку, тодолжна довести дело до конца, Иначе я чувствую себя побежденной. А я не люблюэтого.

– Господи, Регина Валентиновна, спасибо вам огромное, я дажене знаю, как мне вас благодарить.

– Перестань, пожалуйста! – махнула рукой в тонкой замшевойперчатке Регина и взглянула на часы, слегка оттянув раструб на запястье:

– Сейчас уже очень поздно. Ты первый раз уколешься при мне,я должна видеть, как отреагирует твой организм, чтобы знать дозировку. Так чтовот тебе первая порция.

Регина достала из сумочки темно-коричневую маленькую склянкубез всякой этикетки.

– А сколько здесь порций? – спросила Катя, глядя на склянкукак зачарованная.

– Здесь одна, пробная. Я посмотрю, как пойдет дело, иоставлю тебе сколько нужно. Ты пойми, лекарство очень дорогое, каждый грамм –на вес золота. А ты у меня не единственная пациентка, так что я должна всеточно рассчитать. Шприц, надеюсь, есть у тебя?

– Да… Ой, простите, я ведь даже чаю вам не предложила.Может, сначала чайку попьем?

– Деточка, ну кто же чаи распивает в начале третьего ночи?Я, честно говоря, спать хочу. Давай, не тяни резину. Только пойдем в спальню,тебе лучше прилечь сразу после инъекции.

Сидя на своей смятой, разобранной постели со шприцем,наполненным прозрачной жидкостью, Катя уже поднесла иглу к руке, отыскиваяподходящее место на исколотой коже, но Регина остановила ее:

– Подожди, ты что, даже спиртом не протираешь перед уколом?Ну куда это годится? Гнойники же пойдут. Есть спирт у тебя?

– Да, конечно. Я сейчас.

Осторожно отложив шприц, Катя сбегала на кухню, досталабольшую бутылку с чистым медицинским спиртом, нашла в аптечке, висевшей тут же,у холодильника, остатки ваты.

– Ну вот, я готова, – сказала она, усаживаясь опять накровать.