Барклай и его адъютанты часто инспектировали солдатские госпитали. Военный министр во время таких смотров обращал внимание на одежду, помещения, питание больных, строго наказывал плохих врачей и чиновников, ответственных за снабжение госпиталей. Особенно большое внимание министр уделял состоянию и обучению в рекрутских депо. Он постоянно посылал туда своих адъютантов с проверками. От офицеров требовалось, «чтобы рекруты вверенных им рот были доведены до надлежащих им познаний», хорошо одеты, обуты и накормлены. За воровство рекрутского довольствия или если «рекруты худо выучены, стрелять в цель не умеют, в одеянии неопрятны и лазарет в беспорядке», наказания нерадивых не заставляли ждать[262]. При обучении рекрутов и солдат полевой армии Барклай де Толли сконцентрировал основное внимание на огневой подготовке и обучении войск маневренным действиям.

Среди русского генералитета того времени многие слишком упрощенно понимали суворовский принцип «пуля ― дура, штык ― молодец». В русской армии сложилась порочная практика, которая состояла в пренебрежении правильной и меткой стрельбой, основной упор во время боя делался на штыковую атаку. Подобное «штыколюбство» приводило к ненужным потерям во время боя.

Борьба между «штыколюбами» и «огнепоклонниками» продолжалась в русской армии включительно до Первой мировой войны. Но вряд ли было бы правильным относить М. Б. Барклая де Толли к лагерю последних. Анализ источников показывает, что он в этом споре занимал промежуточную позицию. Хотя, судя по изменениям в организации пехоты, удельный вес гренадерских подразделений был сокращен и составил 1/4 от целого. Барклай обратил внимание на качественный подбор людей в гренадерские роты и полки; он их рассматривал как надежный резерв, на который «в день сражения вся армия могла с уверенностью полагаться»[263].

М. Б. Барклай де Толли, зная, что русскому солдату нет равных в рукопашном бою, сосредоточил свои усилия на слабых местах боевой подготовки. В 1810 г. сначала гвардейские полки начали учиться правильной стрельбе, а потом лучших стрелков по приказу Барклая начали отправлять в качестве инструкторов в дивизии, расположенные в западных губерниях[264]. 6 сентября 1810 г. Барклай издал инструкцию, в которой говорилось, «что при исправности оружия, искусное оного употребление определяет достоинство и дух воинства», а все начальники должны обратить на этот предмет при подготовке войск наибольшее внимание. «Главное в военных экзерцициях занятие солдата должно быть в цельной стрельбе; искусство сие не может иначе приобретаться, как беспринужденным поощрением в нем к тому охоты»[265]. Военный министр считал, что офицеры сами должны хорошо уметь стрелять, чтобы «с лучшим успехом учить солдат». Стрелковые учения он рекомендовал проводить небольшими группами по 10 человек, чтобы солдаты не почувствовали «усыпление и скуку»[266].

10 сентября 1810 г. Барклай издал приказ по Военному ведомству за № 53, где, выражаясь современным языком, содержались методические советы по проведению стрелковых занятий[267]. О пристальном внимании к стрелковой подготовке свидетельствует и специальный раздел устава 1812 г. «О[б] обучении стрелять в цель»[268]. Военный министр придавал большое значение созданию при обучении обстановки близкой к боевой. В июне 1811 г. он приказал проводить учения с примкнутыми штыками и в полной амуниции, «ибо людям должно приготовляться стрелять метко в том самом положении, в каком будут находиться во время сражения…»[269]. Как видно из приказа, Барклай не забывал старое суворовское правило: «трудно в учении ― легко в бою».

Барклай де Толли большое внимание уделяет и обучению конной артиллерии, маневренному роду войск, действия которой во время боя более всего отвечали положениям новой тактики. В сентябре 1811 г. он приказал обучать конную артиллерию с кавалерией, чтобы она «не отставала от кавалерийских движений», а также разработал новые правила для обучения всей артиллерии. Особое внимание министр обратил на действия артиллерийской прислуги по замене поврежденных частей орудия во время сражения[270].

Правильная постановка воспитания и боевой подготовки русских войск, безусловно, положительно сказалась во время войны. Большинство солдат в русской армии составляли необстрелянные новобранцы, для которых особенно важна была подготовка и обучение. Пример полков 27-й пехотной дивизии генерала Д. П. Неверовского в боях под городом Красным свидетельствует о высокой боевой выучке армии в предвоенный период. 75 % личного состава дивизии составляли недавние рекруты, но полки дивизии в течение дня организованно сдерживали натиск 15 тысяч кавалерии Мюрата и отбили до 40 атак конницы противника.

Реформа центрального и полевого высшего военного управления

В 1810–1811 гг. были произведены большие изменения в области центрального и полевого управления.

Первоначально Барклай де Толли в своей преобразовательской деятельности попытался опереться на специальный комитет С. С. Апраксина, учрежденный еще при его предшественнике. Но в мае 1811 г. неудовлетворенный медлительностью и неоперативностью работы комитета, министр распустил его и создал «Комиссию для составления военных уставов и уложений». Непосредственное руководство деятельностью комиссии взял на себя сам министр, а возглавил ее М. Л. Магницкий, близкий друг М. М. Сперанского. Кроме того, в ее состав входили П. М. Волконский, Э. Ф. Сен-При, И. Г. Гогель, К. И. Оперман, Е. Ф. Канкрин, А. И. Кутайсов, П. И. Меллер-Закомельский, полковник Перский и личный секретарь военного министра генерал-майор А. В. Воейков.

Результатом работы комиссии явилась разработка важных положений: таких как «Учреждение военного министерства» и «Учреждение для управления большой действующей армии». Оба документа были утверждены Александром I 27 января 1812 г.[271]

«Учреждение военного министерства» было выработано в соответствии с новым положением о министерствах 1811 г., т. е. реорганизация всего центрального военного управления была предпринята в рамках общего преобразования министерств. По «Общему учреждению министерств» 1811 г. при каждом министре устанавливались общие присутствия департаментов и совет министра (совещательный орган). Военное министерство в 1812 г., помимо семи созданных департаментов и совета министров имело в своем составе два дежурства, общую канцелярию и четыре «особых установления». Каждый департамент был подразделен на несколько отделений, а последние, в свою очередь, делились на столы; был определен порядок делопроизводства и разграничен крут вопросов для каждого департамента. Военная коллегия была ликвидирована. Это означало, что вся исполнительная власть сосредотачивалась в руках министра. Если сравнить устройство военного министерства в первое десятилетие XIX в., то без труда можно заметить, что система центрального военного управления в 1812 г. приобрела строго централизованную структуру: все нити управления стали идти непосредственно к министру. Военное министерство стало высшим административным, хозяйственным и инспекторским управлением.