Но у Военного министерства не было выбора, оно вынуждено было встать на путь форсирования рекрутских наборов. По 80-му, 81-му и 82-му набору было взято в рекруты, примерно, 285 тысяч человек, а с началом войны был проведен 83-й набор, который дал 167 686 человек. Часть рекрут сразу же поступила в войска, чтобы ликвидировать недокомплект, другая часть попадала в учрежденные в 1808 г. запасные рекрутские депо. К 1811 г. было образовано уже 30 армейских и 4 артиллерийских депо (они получили название: депо 1-й линии). В 1811 г. специально для обучения рекрут было разработано наставление, в соответствии с которым рекруты должны были обучаться сначала солдатской выправке, потом ружейным приемам и маршировке, а оставшуюся половину времени (из расчета 9-ти месяцев) повторять пройденное и учиться стрелять в цель. Барклай де Толли попытался удвоить систему подготовки рекрут на базе запасных батальонов и эскадронов полков, однако эти запасные подразделения в 1811 и в 1812 гг. были направлены на создание новых частей: проектируемых одной обсервационной и двух резервных армий.

В 1811 г. было решено создать на базе гарнизонных батальонов 10 запасных рекрутских депо 2-й линии, а лучшие гарнизонные войска вместе с подготовленными уже рекрутами направлялись на формирование новых частей.

К началу войны, кроме резервов, поступивших в действующие армии, были сформированы 1-й и 2-й резервные корпуса (по две дивизии пехоты и одной дивизии кавалерии, в каждом), из остальных резервных войск были созданы 10 пехотных дивизий (с № 38 по № 48), 4 кавалерийских дивизии (№ 13–16) и 7 запасных артиллерийских бригад. Сформировать большие резервы Военному министерству не удалось из-за острой нехватки людских ресурсов. Подготовка резервов не успевала удовлетворять потребности войск. Но необходимо признать, что Военное министерство сделало все от него зависящее в этих тяжелых условиях, во всяком случае, недокомплект в войсках был ликвидирован, а резервы, хотя и поступали в войска с запозданием и не всегда во время, способствовали успеху русской армии не только в 1812 г., но и особенно в заграничных походах 1813–1814 гг. Следует учесть, что к концу 1812 г. личный состав русской армии практически обновился. Потери русских полков за всю кампанию 1812 г. часто превышали их численность перед началом военных действий[255]. Александр I писал австрийскому императору Францу I в 1813 г.: «300 тыс. человек пали жертвой во искупление беспримерного нашествия»[256]. Известно, что первоначальная численность в 1812 г. всех четырех русских армий была ниже этой цифры. Именно поэтому деятельность Военного министерства по подготовке резервов можно признать более чем удовлетворительной, и, именно поэтому, Барклай де Толли имел все основания писать: «Находя себя в необходимости готовиться к войне, успели мы в продолжение 1810 и 1811 гг. усилить почти вдвое армию»[257].

Не только устаревшая система комплектования и продолжительные войны были причиной постоянной нехватки людей в русской армии. Военная служба в России была крайне тяжелой и продолжительной. Скудный солдатский рацион и постоянная муштра вели к большой смертности, болезням и частым побегам рядовых из войск. Даже в мирное время за год численность русской армии уменьшалась примерно на 30–40 тысяч человек. Такое положение не могло не беспокоить Барклая де Толли. Еще по своей многолетней строевой службе в войсках, он знал о тяжелом положении русского солдата. В его отношении к солдатским массам служебная строгость начальника сочеталась с отеческой заботой о подчиненных. Властью военного министра он попытался облегчить судьбу русского рядового.

9 июня 1810 г. он приказывает 10-ти начальникам высших войсковых соединений провести осмотр в своих частях: «во всех родах ученья, цельности стрельбе, исправности оружия и одежды, обратить особое внимание на содержание солдата». В своем циркуляре Барклай изложил свою точку зрения на бедственное положение рядовых в армии: «По моему мнению нет другой причины к умножению больных, и даже смертности, как неумеренность в наказании, изнурение в учениях сил человеческих, и непопечение о сытной пище». Военный министр в этом приказе показал себя сторонником отмены телесных наказаний и человеческого отношения к солдатам. В нем говорилось: «…известно закоренелое в войсках наших обыкновение: всю науку, дисциплину и воинский порядок основывать на телесном и жестоком наказании, были даже примеры, что офицеры обращались с солдатами бесчеловечно, не полагая в них ни чувства, ни рассудка… и поныне еще часто за малые ошибки весьма строго наказывают; временно учат весьма долго и даже по два раза в день, что допустить можно только в наказание ленивых и непонятных; в пищу солдатам кроме хлеба ничего не доставляют; а на лицах их не токмо не видно здоровья и живости, но по цвету и худобе можно назвать целые роты или батальоны больными и страждущими». Барклай считал такое обращение с солдатами недопустимым. В его приказе давалась оценка качествам русского рядового: «Российский солдат имеет все отличнейшие воинские добродетели: храбр, усерден, послушен, предан и неприхотлив». Поэтому министр считал, что «есть много способов, не употребляя жестокости, довести его до познания службы и содержать в дисциплине». Он потребовал от дивизионных командиров стараться беречь людей и следить «за обращением офицеров с нижними чинами», а полковые командиры должны были представлять выписку о числе больных, на основании которой он будет судить «о способностях к усердию полковых начальников»[258].

Барклай де Толли неоднократно сам выезжал в войска с инспекционными смотрами и всегда требовал, чтобы офицеры «более пеклись о подчиненных своих и занимались бы ими», т. к. «сие есть первейшее средство к приобретению доверенности и приверженности солдата»[259]. В «Наставлении гг. пехотным офицерам в день сражения», выпущенному по приказанию М. Б. Барклая де Толли незадолго до войны, выдвигалось требование, «чтоб с солдата взыскивали только за настоящую службу», а офицер, прощая незначительные проступки, «может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название друга солдат. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше на войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличаться»[260].

Эти все приказы и инструкции основывались на лучших суворовских традициях отношения офицера к солдатам. Это было особенно важно в 1812 году, когда война приняла народный характер. Своим взглядам Барклай не изменил до конца жизни. В 1815 г., после окончания заграничных походов, он выпустил инструкцию № 202, в которой высказал пожелание, чтобы и «в нижних чинах возбуждено было чувство чести»[261].