– И вам это не могло нравиться, – подвел черту Бодряков, с удовольствием фиксируя каждое его слово в протоколе допроса.

– Не могло. И не нравилось.

Гена попытался проглотить вязкую слюну, жажда по-прежнему не отпускала. И он попросил воды.

– И именно по этой причине вы убили гражданина Супрунова из того пистолета, который был обнаружен в вашей квартире? – мягко, как у родственника, спросил Бодряков, забирая у него пустой стакан.

– Я никого не убивал! – воскликнул Гена, пытаясь вскочить на ноги.

Бодряков удержал его за плечо, приказав оставаться на месте.

– Я никого не убивал, – захныкал Гена. – Я не убивал. Я не мог. Я пил.

– А вот соседка ваша – Вера, утверждает, что четыре дня назад, вернувшись из магазина с сумкой, вы через полчаса покинули квартиру. Сели в машину и уехали. И приехали лишь на следующий день.

– Вера? Так сказала?

– Вера. Сказала, – покивал капитан, снова усаживаясь за компьютер. – И утверждает, что, заходя в подъезд, вы держались за ребра. Болит?

– Что? – Он машинально тронул себя за бока.

– Ребра болят?

– Болят, – поморщился Гена.

– А почему болят?

– Не знаю. Не помню.

– Плохо, гражданин Никулин. Очень плохо, что вы ничего не помните. – Бодряков покачал головой, надувая щеки. С шумом выдохнул воздух. – И где тело Супрунова спрятали, не помните тоже?

– Какое тело?!

Из-под него будто выдернули стул. Он почувствовал странное напряжение в ногах и слабость во всем теле. И повторил:

– Какое тело, капитан?!

– Тело Супрунова, который вам всячески мешал. – Капитан внезапно перестал быть вежливым. Взгляд его наполнился злобой. – Хватит валять дурака, гражданин Никулин! Все улики против вас. Сначала вы заманили Супрунова в заказник, решив там его похоронить. Но старик знал этот лес как свои пять пальцев. Знал все топи и тропы. У вас ничего не вышло. И вы никак не могли ожидать, что ваша мать с подругой отправятся на его поиски. И точно не ожидали, что мать ваша и ее подруга погибнут. Отчаяние. Ненависть. Жажда мести. Все это двигало вами, когда вы решили найти Супрунова и убить его. Вы поняли, что никто, кроме Данилы Хаустова, не мог помочь выбраться Супрунову из леса и добраться до города. Вы приехали в дом лесника и, угрожая пистолетом, заставили Данилу поехать с вами. И указать место, куда он его отвез. Он подчинился. Парня вы отпустили, а Супрунова застрелили и тело спрятали. У меня к вам последний вопрос: где? Где вы спрятали тело, Никулин?

– Я не знаю. Я не помню. Я вообще ничего из того, что вы сказали, не помню! И Хаустова никакого я не знаю! Господи! Что же происходит-то?!

Стул из-под него все же куда-то подевался, потому что он вдруг понял, что лежит, скорчившись, на полу, а Бодряков стоит над ним и льет ему на голову воду. И требует не симулировать. А у него и в мыслях не было. Ему просто было очень плохо. И снова хотелось пить.

А потом он услышал голос девушки. Милая девушка Аня. Симпатичная, нежная, выбравшая странную профессию и странного грубого напарника.

– Ему правда плохо, товарищ капитан. Он синий весь, – говорила она, склонившись так низко, что Гена слышал запах ее духов. Невероятно приятный. – Надо врача.

– Господи! Еще алкашей не хватало нам тут откачивать! – взорвался Бодряков. – Ну, вызывай врача, Малахова, чего квохчешь?

Потом Гене на голову снова полилась вода, и он, блаженно улыбнувшись, отключился.

Почему-то с самого утра казалось, что сегодня ей повезет. Всю ночь снились красивые цветные сны. Проснулась в отличном настроении. Миловидная ведущая утренней передачи, которую она всегда смотрела за завтраком, пожелала самого доброго утра всем. А значит, и ей в том числе. И потом, выходя из подъезда, она поймала себя на том, что улыбается. Странное ощущение. Почти забытое. Такого с ней давно не случалось. Все больше хмурилась. На пару с Бодряковым. Тот день ото дня становился все более мрачным. Ей приходилось подыгрывать. Даже на «ты» почти перестала к нему обращаться. Только на «вы».

Машина завелась, не чихнув ни разу. На проспекте впервые за месяц не попала в пробку. И дежурный в отделе улыбнулся ей и пробормотал, что она замечательно выглядит.

Ну, задался же день, ну!

– Доброе утро, – произнесла она, заходя в кабинет.

– Доброе, – буркнул Бодряков, усевшийся спиной к двери. – Опаздываешь, Малахова?

– Никак нет, товарищ капитан, – нарочно звонко цокая каблучками, она прошла на свое место, демонстративно глянула на часы над дверью. – Московское время семь сорок пять. Еще пятнадцать минут…

– Хватит! – грубо оборвал ее капитан и покосился в ее сторону. – Чего это сияешь с утра, Малахова?

– Настроение хорошее, товарищ капитан. – Она все еще улыбалась. – Задалось с утра.

– Ну-ну… Посмотрю я на твое настроение, когда тебе придется в мусоре копаться.

– В каком мусоре?

Неприятный холодок коснулся щек, Аня почувствовала, что бледнеет. Она сегодня в новой блузке. В красивой, дорогой блузке. И юбку два раза только надевала. И каблуки! Она сегодня надела босоножки на высоких каблуках. Просто по настроению, безо всякого умысла.

Он это нарочно?! Он специально хочет ей настроение испортить? Потому что она сегодня хорошо выглядит? И не просто хорошо, а отлично! Даже дежурный отметил на входе.

Ох, Бодряков! Какой же все-таки черствый. И грубый. И невнимательный. И присматриваться к нему, по совету полковника Сидорова, совершенно скоро расхочется. И думать о нем вечерами. И немножечко мечтать, когда засыпала.

– В каком мусоре, товарищ капитан?

– В мусоре гражданина Никулина, лейтенант Малахова, – снова противным ворчливым голосом отозвался Бодряков. – Вот заключение врача из районной больницы, куда нашего подозреваемого доставили. Ознакомься.

Он даже не подал ей бумаг. Просто кивком указал. Они лежали на краю его стола.

Аня взяла их, встала у окна, принялась читать. Потом перечитывать.

– То есть врач утверждает, что в крови Никулина почти не было алкоголя?!

– Не врач утверждает, Малахова, а анализы. В крови гражданина Никулина доза алкоголя была минимальной. Зато уровень психотропного вещества, название замороченное, прочти сама, зашкаливает.

– Получается, что его опоили?

– Не факт. Просто мог выпить паленой водки.

Было видно, что Бодрякову не хотелось сдаваться. Не хотелось отступать от версии, которая могла рассыпаться за минуту. Дальше-то что? Дальше тупик. Дальше все сначала.

– Это сколько паленой водки надо выпить, товарищ капитан, чтобы отключиться на четыре дня?