Девушка даже не успела отпрянуть — но успела увидеть на этойладони странную зеленую коробочку, покрытую короткими отростками. «Колючееяблоко! — мелькнула изумленная мысль. — Да ведь это одно из оружийтхагов-душителей! Откуда оно?..» И в это мгновение «коробочка», прижатая к ее лицу,лопнула. Острый, пряный запах коснулся ноздрей. Варенька попыталась задержатьдыхание, отпрянуть, однако ноги подкосились, голова резко закружилась… Девушкавзмахнула руками, пытаясь за что-нибудь удержаться, и успела еще раз удивиться,когда кто-то подхватил ее на руки.

Потом тьма заволокла глаза, однако тело помнило долгую,мучительную тряску, отдававшуюся во всех суставах, и, кажется, у Вари бывалимгновения просветления, когда она осознавала, что ее куда-то везут на лошади:то бесцеремонно перекинув через круп, то помогая держаться в седле.

Чудилось, путешествие длилось бесконечно, но вот сознаниепрояснилось вновь, и Варенька ощутила себя Лежащей на земле. Неясные, смутныечеловеческие голоса шумели вокруг, то возвышаясь почти до оглушительнойгромкости, то замирая вдали.

Голоса, конечно, были человеческие, однако, когда Варенькеудалось слегка, самую чуточку приоткрыть веки, она почему-то увидела передсобою собаку — большую, рыжую, как огонь, собаку с настороженными коричневымиглазами, которые пристально вглядывались в лицо девушки. Когда взгляды человекаи животного встретились, собака радостно взвизгнула и разинула пасть, как быприготовившись громко залаять, однако Варенька внезапно ощутила, что ее лицонакрыла какая-то тень.

Потом она увидела тонкую смуглую женскую руку, которая вцепиласьв загривок собаке и оттащила ее прочь, а высокий резкий голос, напоминавшийптичий клич, произнес:

— Моя сестра покинула нас… О Атар, прими ее душу, а птицытвои пусть возьмут ее тело.

«Но я жива!» — хотела крикнуть Варенька, ужасно испугавшись,что ее сочтут мертвой и зароют в землю заживо. Речь не повиновалась ей, она немогла владеть телом, даже веки приподнять была уже не в силах, однакоспособность чувствовать постепенно возвращалась к ней, и она ощутила, как еевзяли за плечи и ноги (прикосновение показалось каким-то нечеловеческим, словнобы до нее дотрагивались не голыми руками, а сквозь грубую, толстую ткань) иопустили в высокий и длинный железный ящик. Ящик заколыхался — Варенька поняла,что ее несут. Женский голос завел какие-то неразборчивые причитания. Вторившиймужской голос то и дело повторял слова: Ашем-Вот, Ято-Ахуварье, Атар,Заратуштра…

Голоса отдалились, совсем погасли, а Вареньку все несли,несли куда-то вверх. Слышалось затрудненное дыхание двух мужчин. Потом страшнозаскрипели ржавые петли какой-то двери, Варенька вновь ощутила омерзительноеприкосновение рук сквозь грубую ткань — и поняла, что ее вытащили из ящика иположили на каменный пол.

Те, кто принес ее сюда, ушли, не обмолвясь и словом.

Снова чудовищный скрип железной двери… а затем долго, долгоВаренька слышала лишь птичьи клики в вышине — пока окончательно не пришла всебя и не поняла, что находится в могиле.

Во многом знании многая печаль, говорят мудрецы, и сейчасВаренька, как никогда раньше, могла оценить жестокую правду этих слов. Ей былобы легче, не знай она, где находится! Она могла бы горло себе сорвать криком,ловя исстрадавшимся сердцем каждый шорох за гигантской, наглухо запертойдверью, а потом умерла бы, не переставая надеяться на чудо… на чудо, которое несвершится. Беда в том, что Вареньку всегда интересовали древние религииИндостана, поэтому она отлично понимала: поднявшийся на Башню Молчания никогдане спустится с нее, ибо не для того относят туда парсы-огнепоклонники,последователи Заратуштры, своих мертвецов, чтобы они возвращались в мир живых…

Одного Варенька никак не могла взять в толк: почему ее неубили там же, в шатре, поклонники Кали? Ведь она была одна, беспомощная,безоружная, и никто не успел бы прийти к ней на помощь. Ведь она все равно былаобречена! Зачем же понадобилось увезти ее за много миль на север? Зачемсвершался обряд сас-дид, «собачий взгляд», если священной рыжей собаке, котораяодна только умеет отличить смерть от ее подобия, летаргического сна, непозволили сделать этого и жертва все-таки попала в дакхму?..

Дакхма — это Башня Молчания. Башня смерти. Кладбище парсов!Богатый и убогий, раджа и нищий, мужчина и женщина, дитя и старик — всех здеськладут рядом, и от каждого из них через несколько минут остаются одни скелеты.Никто не может подняться на площадку этого круглого, наглухо закрытогосооружения в сорок-пятьдесят футов вышины: ни родственники покойного, ни жрецы.Только нассесалары — носильщики трупов — входят сюда. Заветы Заратуштрыпредписывают им хранить молчание, поэтому на вершине дакхмы всегда царитгробовая тишина, нарушаемая только свистом ветра и кликами птиц. Да и кподножию башни, скрытому густым садом, не может ближе чем на тридцать шаговподходить никто — кроме носильщиков трупов.

Это парии среди парсов. Живя совершенно обособленно отдругих огнепоклонников, в глазах которых они — воплощение всегоосквернительного, нассесалары никогда не сообщаются с остальным миром. Законстрого запрещает им заговаривать с людьми, дотрагиваться до живых и дажеподходить к ним. Не смея ничего покупать на базарах, они добывают себе пищу гдепридется. Они родятся, женятся и умирают вдали от прочих, проходя через улицыгорода лишь за покойником — и обратно с ним в Башню Молчания.

Смерть у огнепоклонников вызывает такое отвращение, что даженосильщики трупов не касаются мертвого тела голыми руками: их руки до плечпогружены В старые мешки. Этими завернутыми руками они вносят труп в Башню,раздевают его донага, кладут на шаткие доски — и уходят, заперев тяжелуюжелезную дверь, а одежду мертвеца тотчас сжигают.

И еще кое-что знала Варенька о нассесаларах. Они не тольконосильщики трупов, но и палачи… Если бы даже отнесенный в дакхму вдруг ожил,очнувшись от летаргического сна, внешне схожего со смертью, ему все равно невыйти более в мир божий. Услышав его крики о помощи, нассесалары вернутся иубьют несчастного.

Кто побывал в Башне Молчания и осквернился в этом обиталищесмерти, тому возвращение в мир живых уже заказано: ведь он осквернит их всех!

Поэтому напрасно взывать в надежде на милосердие — это лишьускорит приход смерти. И еще неведомо, какова она будет.

Варенька и не звала на помощь. Она присела на шершавыйкамень парапета и смотрела, как меркнет небо.

Джунгли утратили яркость, казались теперь чем-то вродетемного бурьяна. Варенька смотрела на них — но не видела.