Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, возможность изменить жизнь выпадает с такой же частотой, как возможность её сломать необдуманным действием, и порой трудно определить, что именно ты собираешься сотворить — зло или благо.
Решение покончить с профессией пришло внезапно, когда он проверял документы на наследство у молодой женщины с тщательно подведёнными глазами и надменным видом. У неё был неприятный, резкий голос и длинные прямые волосы, выбеленные до бледно-лимонного тона.
— Вы уверены, что свекровь не сможет отсудить у меня часть квартиры? Ведь она была куплена целиком на её деньги. Но вы понимаете, куплена для нас, в расчёте на наш брак. Я не могу оказаться на улице.
— Да, уверен. Имущество вашего мужа переходит к вам без всяких обременений.
Ему очень хотелось разорвать бумаги и бросить их в мусорную корзину, потому что накануне приходила свекровь — бедно одетая женщина с посеревшим от горя лицом. Всё, о чём она беспокоилась, это иметь возможность забрать из квартиры картину деда, которая наверняка будет продана бойкой невесткой.
Вечером, придя домой, Никита налил себе бокал шампанского, что делал крайне редко, пригубил, отставил в сторону и с тягучей тоской представил, что завтра придётся снова тащиться в контору и вчитываться в документы, ставить подписи, заверять, проверять и выполнять всю ту рутину, из которой состоял его рабочий день. В детстве, когда он в первый раз влюбился (кажется, чувство вспыхнуло в средней группе детского сада), он обещал своей пассии стать трактористом и покатать её на тракторе. Мужчины должны держать своё слово. Ну, может, не дословно, но близко к тому.
Любуясь золотистым цветом шампанского, Никита вилкой разогнал пузырьки в бокале, выпил, закусив чёрным хлебушком с кусочком селёдки (аль мы не русские?), и решил, что пора начинать новую жизнь с чистого листа.
Как и предполагалось, разговор с родителями прошёл трудно.
— Мама, папа, у меня для вас новость, — сообщил он как бы между прочим, дождавшись окончания ужина.
— Ты решил жениться? — насторожилась мама.
Занервничав, она налила себе полную чашку заварки, спохватилась и стала отливать обратно в чайник.
— А что такого? Жён хоть каждый год меняй, — шутливо подмигнул папа, — главное, правильно составить брачный договор, чтобы не пойти по миру.
— Ника, не томи, быстро говори, кто она, — поторопила его мама, — хватит играть в угадайку. — Она справилась с заваркой и поднялась со стула, с видом мученицы стиснув руки.
— Дело не в этом. — Никита встал из-за стола и подошёл к комоду, уставленному всякими безделушками, накупленными мамой ещё в советские времена. Фарфоровая рыбка соседствовала с лаковой шкатулкой и хрустальной вазочкой, вокруг которой по ранжиру стояли стеклянные зверюшки. На подсвечнике крючком согнулась новогодняя свечка. Он двумя пальцами вынул её из ложа и поискал глазами, куда выбросить. Новый год закончился три месяца назад.
Хотя почему закончился? Может быть, только начинается? Он круто развернулся:
— Я хочу сообщить вам, что ушёл с работы и покончил с юриспруденцией.
Слабо охнув, мама осела на диван, и её глаза тревожно расширились:
— Как? Почему? Ты не можешь так поступить! Ты не имеешь права! Ты допустил оплошность и тебя выгнали с работы?
— Мама, что ты говоришь?! Никто меня не выгонял, и я имею право на собственную жизнь. Я один раз послушался вас, когда поступил на юридический вместо ветеринарного. Кстати, до сих пор о том жалею. Юриспруденция была вашей идеей.
— Мы хотели тебе добра, — сказал отец, — и ты его получил в виде отличных заработков. Лечение домашних питомцев не приносит больших доходов. Позволь поинтересоваться: на какие деньги ты купил бы трёхкомнатную квартиру и менял машины, если бы кастрировал котов или ставил клизмы белым мышам?
Отец со звоном кинул на блюдце чайную ложку и демонстративно удалился в спальню, чтобы в одиночестве переживать крах надежд на благополучие сына.
— И чем же ты собираешься заниматься? Чем зарабатывать на хлеб? — Мама промокнула глаза салфеткой и непримиримо сжала губы.
Никита внутренне напрягся, потому что теперь предстояло сообщить самое страшное, что наверняка вызовет взрыв эмоций и поток гнева со слезами и криками. Но рано или поздно правда всё равно выплыла бы наружу, и он несколько раз глубоко вздохнул, как обычно делал перед тем, как взять в рот загубник акваланга.
* * *
Когда натянутая тетива коснулась кончика носа, Никита Волчегорский выждал несколько секунд и положил стрелу точно в цель.
— Отлично, — сказал приятель. — Тебе бы, Никита, в соревнованиях участвовать, а ты заладил как попугай — спорт не моё да спорт не моё…
— Спорт не моё, хотя стрельба из лука действительно помогает сконцентрироваться и поберечь нервы.
— Ты намекаешь, что представляешь чьё-то лицо на мишени? — хмыкнул Илья.
— Боже упаси! В лицо я не смог бы.
Никита опустил лук и обвёл глазами пространство спортивного зала с высокими окнами, забранными частой сеткой. Проникая сквозь ячеи, закатное солнце мелкими бликами дробилось на полу.
В дальнем секторе тренировались лучницы. Одна из них, самая красивая, перехватив его взгляд, мягкой походкой хищницы прошла вперёд.
— Привет, я вас знаю — вы нотариус Никита Алексеевич Волчегорский. А я Лариса.
Девушка остановилась так близко, что Никита смог разглядеть грани крошечных красных камешков в её серьгах и чуть подкрашенные реснички, оттенявшие безупречную кожу. Перехваченные заколкой белокурые волосы пышной волной лежали на плечах. Глаза смотрели с лукавым вызовом, в котором уже заранее прочитывалась победа.
«Сейчас деваха дорого продаёт себя, — подумал Никита, — но ещё не знает, что я не купец».
Он представил, как на её личике появится выражение разочарования, и с некоторой долей злорадства ответил:
— Я действительно Никита Волчегорский, но совсем не нотариус.
— Нет? А кто?
Он произнёс несколько слов, от которых глаза девушки расширились от удивления, а приятель Илья с подавленным смехом присел на скамью запасных.
— Круто, брат. Теперь я понимаю, зачем ты тренировался в стрельбе из лука. Умеешь положить стрелу в десятку.
— Но это же… ужасно. Как можно так упасть… — пролепетала девушка.
Медленно развернувшись, она пошла обратно с таким видом, словно вместо обещанного десерта ухитрилась проглотить ложку горчицы.
Упасть! Никите стало смешно, потому что как раз после ухода из юриспруденции его не оставляло чувство полёта. Та, прошлая жизнь конторского босса состояла из сплошных запретов и условностей: невозможно отказать в приёме, невозможно не прийти на коллегию, невозможно дать в морду мужику, пускающему по миру собственных детей в пользу любовницы. Много было всего того, что сейчас исчезло само собой, подарив веру в собственные силы. Дух свободы пьянил