Проводив убежавшую Виолетту взглядом, я только вознамерился подумать и про себя, как вздрогнул от нехорошего предчувствия и обернулся: из-за угла ко мне незаметно подкрался Андервуд, не к рабочему дню будь помянут.

— Розовые сопли в сахаре, — фыркнул он пренебрежительно. Меня чуть не перекосило, но я смолчал. — Я смотрю, ошибаться в людях становится вашей дурной привычкой.

— Чтоб я всегда так ошибался, — от души сам себе пожелал я и попробовал удалиться, оставив полковника в гордом одиночестве.

Но тот отставать от меня не пожелал.

— Пойдемте обсудим полевую рекогносцировку. Вы планируете сегодня или завтра?

— Завтра, — нейтральным тоном, чтобы не проскочило искры недовольства, ответил я.

Мы поднялись на третий этаж и прошли в мой офис, где я, подвинув для полковника кресло, уселся в свое собственное и, обретя начальственное равновесие и спокойствие, уставился на Андервуда. Тот не замедлил со сложным выражением на лице — собственного превосходства и отвращения от наших полевых скачек с бирюльками и суккубами одновременно — сказать:

— Лекцию по безопасности я прослушал, особенности комплектации брони и амуниции тоже уяснил. Могу я задать вопрос?

— Разумеется, что вам интересно? — склонил голову набок я.

И тут Андервуд умудрился меня удивить, задав самый неожиданный вопрос из бесчисленного количества в его запасниках:

— Чего лично мне, по-вашему, ждать от первого выхода в поле?

— Вы же с животным миром Шестого исключительно по нашим отчетам и отчетам от Всемирной ассоциации наук знакомы? — спросил я его, едва обозначив понимающую улыбку. Как ни крути, а к соприкосновению с живой природой ты никак не подготовишься, никакими фильмами, голопроекциями и роликами, и точно цифры в отчетах стычку с суккубой или химерой в поле в деталях не опишут и о природе не расскажут.

— Ваша правда.

— И как вы его воспринимаете?

Андервуд смешался, не понимая, что мне ответить. Подумал и, наконец, вдумчиво и медленно произнес:

— Я полагаю, больше всего экосистема на данной экзопланете напоминает мне корабль в бутылке. Тонкая, сложная, но очень нежная работа.

Я встрепенулся. Неужели я все-таки прав, и полковник — не совсем редкостная липучая пакость с непробиваемым апломбом? Стоило проверить, и я решился:

— Тогда вам следует понять одну очень простую вещь. Вам покажется, что природа здесь хрупкая, похожая знаете на что больше всего? Не на корабль, а на хрустальный шар с голографической гравировкой на подставке, только с вами внутри. Вы его чуть-чуть встряхнули — и трава стеклянная всколыхнулась, проекция развернулась, вам на голову посыпались инсектоиды разных размеров вперемешку, но стоит шар уронить — как он разлетелся вдребезги, уже не соберешь. С одной стороны, так и есть, человек — редкостная скотинка, все поломать может, если у него появляется такое желание. С другой — вот смотрите.

Я показал ему сильно впечатливший меня в свое время снимок и положил на стол из ящика, прикрыв пока ладонью, недавний сувенир — молочный зуб ложной скорпикоры, что она мне на память оставила от последней с ней встречи.

— Узнаете архитектуру? — кивнул я на снимок.

— Что-то из готики, сложно сказать…

— Собор святого Вита, Чешский мегалополис. Монументальное строение, почитай, вся история европейской готики в нем собрана, еще бы, больше восьми веков строили. Каждый камушек на своем месте, каждая арка, каждое украшение, и вдруг смотришь с другого ракурса — а сквозь резную незыблемость тонкий-тонкий шпиль видно. Вот и с Шестым так. Хрупкий-то он хрупкий. С виду. Но неужели вы думаете, что он вас не раскусит при любом удобном случае? А это, — приподнял я руку, показывая уникальный предмет, — правый передний клык ложной скорпикоры. Видите, тут острый выступ и за ним — площадка коронки зуба? Когда скорпикора охотится — она пробивает силихитиновую броню, например, пентапода, клыком, а потом площадкой раздавливает уязвимое место прокола, как ореховую скорлупу, там давление создается в пару сотен атмосфер, если не больше. Вот это и есть самая суть Шестого. За силикатной твердостью там углеродная мягкость, за видимой хрупкостью — каменная сила. И мы точно знаем, как уберечь вас от твердого и опасного и показать красивое и нежное. Но только если вы не будете нам палки в колеса вставлять.

Андервуд секунду помолчал, собираясь с мыслями, а я выжидающе на него смотрел. То ли моя тирада все-таки произвела должное впечатление, то ли просто задумался. Какое-то плохо читаемое выражение скользнуло по его лицу, но в следующую секунду он скривил губы в привычной полуухмылке с оттенком вечного презрения к окружающей реальности и присутствующим в ней рядом с ним по непонятному недоразумению людей.

— Это все, конечно, интересно, но ближе к делу. Расклад у вас, прямо скажем, на фулл хаус никак не тянет.

— Что вы имеете в виду? — я тут же поскучнел и одернул себя. Зря только распинался, таких ничто не проймет, надо учесть на будущее.

— Проскочила информация, что «Апостол» практически напрямую получает информацию из первых, так сказать, рук. Я полагаю, вас не впервые предают. Впрочем, наверняка и не в последний раз, — Андервуд чуть улыбнулся краешком рта, и улыбка вышла намекающая и совсем нехорошая.

В первую секунду я дернулся, как от удара током, вспомнив Макс. Но, уловив краем глаза неподдельный интерес — полковник наблюдал за мной во все глаза — я каким-то мне самому непонятным захребетным чутьем понял, что он