морей». Граф Нортумберленд придумал название для этого замечательного океанского гиганта, имевшего 254 фута в длину и вооруженного 144 орудиями. Название корабля, которое словно намекало на короля, суверена морей, понравилось Карлу. Пока Леннокс был в Шотландии, весь двор отправился смотреть, как он будет сходить со стапелей. Но всем пришлось испытать разочарование, так как прилив был небольшим, и спуск не состоялся; торжественное событие произошло несколько недель спустя в присутствии не столь избранной компании.

Из Ирландии король получал месяц за месяцем от своего наместника отчеты, которые свидетельствовали, что королевская власть и королевские доходы никогда прежде не были в столь отличном состоянии. Вентворт завершил хлопотливое лето новыми достижениями в южных провинциях, где намеревался осуществить другие широкомасштабные планы по развитию страны. Глядя на землю глазами практичного трудолюбивого йоркширца, он видел, что она даст добрые всходы. «Среди всех провинций, в которых я побывал, Манстер – самая лучшая», – сообщил он Коттингтону. И продолжил свою мысль: «Все же смею вас заверить, что если бы людей в ней проживало в семь раз больше, для всех хватило бы места, и это сделало бы ее еще более удобной для проживания». Ирландцы не понимали своих возможностей. К примеру, был Лимерик, «наилучшее место для торговли, которое мне когда-либо доводилось видеть, расположенное в богатой местности… а рядом под стенами протекает живописнейшая река». Ее воды были глубоки, а гавань настолько удобна, что корабль водоизмещением в 400 тонн «безопасно входил в нее и останавливался у самой причальной стенки». Но вследствие недостойной лености ирландцев «не было ни одного корабля водоизмещением больше 100 тонн, принадлежавшего городу». Перо в руке уроженца Йоркшира дрожало от возмущения, ему не приходило в голову, что ирландцы имеют право сами позаботиться о своей пренебрегаемой властью стране. По правде говоря, они, казалось, были только рады положиться на милость короля в вопросах их собственности. Было предпочтительней, как при прежних поколениях, оставаться жертвой произвольных захватов их земель со стороны не брезговавших никакими средствами англичан, или их собственных «мелких, но властных» лордов. Вентворт правил твердой рукой, но на его слово можно было положиться. На Юге, однако, его принимали с воодушевлением и верноподданническими адресами в Килкенни, Клонмеле, Лимерике и других городах. Лимерик был украшен триумфальными арками, включая целое панно с изображением «семи планет, вращавшихся в небе», в центре которых было солнце, изливавшее розовую воду на наместника из какого-то предмета, напоминавшего врачебный шприц. Но более примечательным был тот факт, что местные землевладельцы в Ормонде, Клэре и Лимерике, не задавая никаких вопросов, признали за королем право распоряжаться их землей.

Вентворт имел план восстановления собора Крайстчерч в Дублине. На это должно было пойти 30 тысяч фунтов, которые готов был выделить послушный ирландский парламент. Единственным препятствием был архиепископ Джеймс Ашшер, который не одобрял подобное напрасное, как он полагал, расходование денег. Архиепископ, как с сожалением сообщал Вентворт, высказался в том смысле, что «можно иным образом послужить Богу, стоит вспомнить, о чем размышлял царь Давид, когда задумал строительство Храма».

В Ирландии события развивались для Карла самым благоприятным образом; король с таким же удовлетворением воспринял новость, что и комиссия, расследовавшая незаконный захват лесных угодий в Нортгемптоншире, взыскала штрафов на сумму более 50 тысяч фунтов; особо отличился граф Солсбери с огромной задолженностью в 20 тысяч фунтов. Богатые землевладельцы были не единственными нарушителями законов королевства. Законодательный акт, принятый при Елизавете, запрещал строительство приусадебного дома, если при нем не имелось участка земли площадью в 4 акра, который предназначался для выращивания различных сельскохозяйственных культур или для выпаса скота. Этот закон часто нарушали, в первую очередь бедные фермеры, и теперь на них неожиданно обрушились штрафы.

«Корабельные деньги», напротив, казалось, оправдали себя, поскольку побережье срочно нуждалось в защите. Берберские пираты этим летом осуществили по крайней мере один удачный рейд в юго-западную часть страны и захватили в плен больше 30 человек. В сентябре английская эскадра, которая под командованием капитана Рейнборо совершила плавание к западному побережью Африки, бросила якорь в эстуарии Темзы, и на берег сошли больше 300 англичан – мужчин, женщин и детей, освобожденных из мавританского рабства. Вместе с Рейнборо в Лондон прибыл посол от мавров, чтобы обсудить с королем меры, направленные на борьбу с пиратством. Посол возглавил процессию освобожденных пленников, одетых во все белое, а за ними вели в поводу четырех благородных, покрытых яркими попонами берберийских скакунов, предназначенных королю в подарок. Всем тогда казалось, что сектантские высказывания Хэмпдена и его друзей получили ответ. Что значил вопрос законности «корабельных денег», если они доказали свою пользу?

Увеселения двора были прерваны неожиданными происшествиями. Осенью разгорелся скандал, когда стало известно, что леди Ньюпорт, возвращаясь домой после представления в Друри-Лейн, тайно проникла в часовню королевы в Сомерсет-Хаус и была принята в Римско-католическую церковь. Ее муж выразил протест; королева отрицала свое участие в этом деле, но архиепископ Лод заявил, что священники, которые пользуются ее благосклонностью, явно злоупотребляют этим и часто обращают людей в католическую веру. Королева ответила архиепископу, что отказывалась говорить с ним в течение двух месяцев, а ее фавориты Уот Монтегю и Тоби Мэтью решили, что было бы лучше не появляться при дворе какое-то время. Карл был расстроен обращением леди Ньюпорт в католичество и строго потребовал от ее мужа, чтобы он разобрался, как это произошло, ради ее же блага.

Озабоченный всеми этими проблемами король уделял недостаточно внимания Шотландии, хотя в начале октября он приказал своему Шотландскому совету принять эффективные меры против подателей петиций в неспокойном Эдинбурге. Нерешительная попытка Совета выполнить этот приказ привела к бунту, который напугал епископа Галлоуэя до потери сознания, а лорд Траквер потерял свою шляпу и мантию, спасаясь бегством. После этих событий Совет уже не предпринимал других попыток. «Господь придал этому делу справедливый конец, поскольку у него было справедливое начало», – записал вечером в день мятежа в своем дневнике пресвитерианский юрист Арчибальд Джонстон из Уорристона.

Справедливое начало не было исключительно делом Господним; сторонники короля и епископы были хорошо осведомлены, что сопротивление было организовано и вдохновлялось группой дворян, юристов и священников. Бунты зачастую возглавляли женщины, точнее, особая порода решительных старух, чьи резкие высокие голоса можно услышать во время уличных споров в Южной Шотландии. Ни эти женщины, ни мужчины и мальчишки, которые присоединились к ним и преследовали на улице епископов, не действовали бы так целеустремленно, если бы не было руководящей руки, объединявшей их, которая поддерживала бы их гнев и направляла в нужном направлении в нужный момент. Но