плантации в Лондондерри. Двадцатью пятью годами раньше город Лондон подписал договор с короной с целью освоения района в Северной Ирландии в регионе Дерри. Вероятно, в текст вкрались ошибки, случайные или нет, неизвестно. Но площадь земельного участка, отошедшего Лондону, была около 400 тысяч акров, тогда как в документе было указано 40 тысяч акров. Король Иаков вскоре пожалел, что заключил договор. В результате проведенной инспекции выяснилось, что город не выполнил свои обязательства по договору. В начале 1635 г. дело было рассмотрено в Суде Звездной палаты, и городу было выдвинуто обвинение в умышленном пренебрежении своими обязательствами. Справедливость в каком-то роде восторжествовала, но с самого начала было понятно, что королевская власть намеревалась расторгнуть договор с городом и вернуть себе земли.

Следуя обычной процедуре, Звездная палата не только лишила город всех его земель, но и выписала ему штраф в 70 тысяч фунтов. Но город так просто не сдался и продолжил бороться, и после двух лет разбирательств штраф был снижен до 12 тысяч фунтов стерлингов.

Целью короля было создать для себя такую ресурсную базу, чтобы отпала необходимость в созыве парламента в Англии. Хотя публично он не заявлял об этом, это им явно подразумевалось, и об этом было хорошо известно иностранным послам, как и советникам короля, которые старались не упоминать даже о возможности существования в будущем парламента. Король понял, что патенты и штрафы не приводят к решению вопроса. Но чувствовал и, наверное, не без причины, что окончательное решение очень близко. Он настоял на обязательности «корабельных денег» и пошлины с веса, несмотря на первоначальный бурный отказ от этого парламента. В 1636 г. появилась новая Книга тарифов, в которой перечислялись все таможенные пошлины, существовавшие на тот момент в королевстве. Ее восприняли без ненужного шума. Король дерзко потребовал предоставить ему право решать самые сложные вопросы получения своих доходов, не обращаясь к помощи парламента.

Возрождение «корабельных денег», налога Елизаветинской эпохи, который шел на строительство флота, было воспринято спокойно. Налог касался прибрежных графств и морских портов, но король решил провести опасный эксперимент и взимать его и во внутренних областях страны. Это было явным новшеством, и, как он и ожидал, критики правительства начали говорить, что ему следовало сначала проконсультироваться с парламентом. Лорд Данби вручил королю письменный протест с требованием немедленно созвать заседание парламента. Король взял бумагу и начал читать, еще не зная, что в ней, а прочитав, побледнел и начал молча в гневе мерять шагами комнату. Всю следующую неделю часами напролет он просиживал в Совете, забыв об охоте. В результате политика по отношению к голландцам была ужесточена, и еще раз была подчеркнута необходимость соблюдать договор о ловле сельди. Вышло второе издание трактата Mare Clausum («Закрытое море») юриста Джона Селдена, в котором утверждалось, что Англия имеет исключительные права на омывавшие ее моря. Король надеялся вызвать им энтузиазм у народа и готовность платить «корабельные деньги» для строительства военно-морского флота, но трактат не встретил должного отклика. Английских моряков больше интересовало соперничество с Испанией и незавидная роль их страны в борьбе за колонии и дело протестантизма, чем какой-то диспут с голландцами-кальвинистами. Граф Уорвик во время одного из редких посещений двора сказал королю при всех, что не шевельнет пальцем, чтобы заставить своих арендаторов выплачивать «корабельные деньги» против их совести. Но если Карл созовет парламент, все его подданные будут готовы, даже будут стремиться отдать все, что король потребует, для войны с Испанией и Австрией в интересах курфюрста Пфальцского. Король слушал с отсутствующей улыбкой и ждал, пока Уорвик закончит речь. Затем, словно забыв обо всем, о чем тот говорил, сказал ему, что надеется, что граф послужит примером для всех и проявит готовность заплатить налог.

Точно таким же образом король задал решающий вопрос судьям. Во время национального бедствия и неизбежной опасности для страны, спросил он, может ли король потребовать, без лишних слов, финансовой и другой помощи от своих подданных? Все судьи, за исключением сэра Джорджа Кроука и сэра Ричарда Хаттона, согласились, что король имеет такое право. Оба судьи с противным мнением решили для себя, что они должны присоединиться к большинству, и подписали общее заявление. Король с этого времени считал, что существует единодушно принятое судебное решение в пользу налога «корабельные деньги».

Тем не менее, несмотря на решение судей, некоторые подданные отказывались платить налог. Иногда сопротивление принимало открытый характер: дело дошло до взаимных оскорблений и рукоприкладства между сквайром Томасом Картрайтом, владельцем поместья Эйнхо в Нортгемптоншире, и людьми шерифа. Наибольшее сопротивление оказывалось в тех районах, где было особенно сильно влияние оппозиционно настроенных пэров. Граф Уорвик заявил, что не может заставить своих людей платить, он даже пошел еще дальше, настоятельно призывая их не делать этого. Королю и его Совету было ясно, что те подданные, которые отказывались признавать налог, понимали, что их будут преследовать. Судебное преследование давало оппонентам короля и их юристам возможность обсудить публично, насколько правомочны действия короны. Наряду с дебатами в парламенте это было бы наиболее действенным способом подвергнуть критике политику королевской власти в целом.

Демонстративное неповиновение подданных не могло быть более терпимо, и, хотя король не хотел привлекать внимание к лорду Сэю, начиная против него судебное расследование, ему было необходимо найти эффективные средства борьбы со своими оппонентами. Летом 1637 г. в Казначейском суде начало рассматриваться дело «Король против Хэмпдена». Джон Хэмпден из Грейт-Миссендена графства Бакингемшир был одним из многих, кто отказывался платить «корабельные деньги» из принципа. Это был 43-летний импозантный умный мужчина, влиятельный землевладелец, акционер компаний «Провиденс» и «Нью-Ингленд», друг лордов Уорвиков, Брука и Сэя, и Джона Пима.

Английское правосудие, как всегда, действовало неспешно. Хэмпдена не вызывали в суд вплоть до мая 1637 г. по делу о неуплате налога на земли в Сток-Мандевилле. Принимая во внимание предварительные слушания и всевозможные отсрочки, было понятно, что дело не будет рассмотрено до Михайлова дня.

Летом 1637 г. у короля было много планов и нерешенных дел: дело Хэмпдена, реформа шотландской церкви, судебное дело против епископа Линкольна в Звездной палате, не говоря уже о Принне, Бертоне и Баствике, перестройка собора Святого Павла, строительство флота, осушение болот, открытие новых шахт в Уэльсе, дальнейшее развитие экономики Ирландии, приобретение новых картин для своей коллекции, выделение дополнительных земель для оленьего заповедника в Ричмонде. Хотя королевские заботы никуда не делись, Карл смотрел на будущее своих проектов с надеждой и уверенностью. Он был предельно искренен, когда в разговоре со своим племянником-курфюрстом отозвался о себе как «самом счастливом короле во