фанатизма, творившего с ними ужасные вещи, им было не занимать. Религиозным и национальным чувством значительного большинства населения южных областей Шотландии управляли несколько дальновидных и опытных политиков, которые знали, как их лучше использовать. Однако само чувство было глубоким, широко распространенным и ни в коей мере не иррациональным. Те священники, дворяне и юристы, которые стояли во главе движения, были не менее искренними в своей вере, они разбирались в политической стратегии и могли заранее просчитывать свои шаги.

Самым видным противником церковной политики в Шотландии еще со времени начала правления Карла был Джон Лесли, граф Роутс. Это был человек 40 лет, прирожденный лидер, упорный, независимый, имевший большой политический опыт. Его земли были разбросаны по различным областям, одни в Файфе, другие в Элгине; это была персона влиятельная, хотя графа невозможно было сравнить с такими аристократами и вождями кланов, как Хантли или Аргайл. Он был довольно набожным пресвитерианином, но политическая сторона дела всегда была для него более важной, чем духовная. Будучи шотландцем, он был против любой попытки унифицировать церкви Шотландии и Англии. К тому же как аристократ, предки которого имели свою долю от конфискации церковного имущества в эпоху Реформации, он был против восстановления епископальной формы правления и против попыток короля вернуть епископам их прежние земельные владения.

Его поддерживали другие шотландские лорды, в основном из Лоуленда, южной низинной части страны, – Балмерино, Лотиан, Линдсей, Лаудон, Кассилис. Не раньше середины октября один молодой человек, личность более сильная, чем все эти лорды, решил посвятить себя всеобщему делу и стал после Роутса его движущей силой. Джеймс Грэм, граф Монтроз, 25-летний юноша вернулся недавно из поездки по Европе, он был образован, остроумен и галантен. Новость, что он подписал Обращение против принятия нового молитвенника, вызвало смятение среди епископов, так как некоторые из них знали его лично, и он был всегда, как им казалось, дружествен с ними. Все считали, судя по его предпочтениям, по его друзьям и его путешествиям – он длительное время жил в Италии, учился в Падуе и посетил Рим, – что он станет человеком короля. Но Монтроз, несмотря на его европейский лоск, был верующим кальвинистом и гордился независимостью своей страны. Это были причины, которые побудили его потратить свое состояние на дело оппозиции. Ошибались те, кто говорил, что его побудил сделать выбор холодный прием у короля, когда граф посетил Лондон. Монтроз был ценным новобранцем для оппозиционной партии аристократов. Его благородные манеры и привлекательная внешность не в последнюю очередь помогли ему стать притягательным лидером.

Молодой Арчибальд Джонстон, лэрд Уорристон, современник Монтроза, был человеком другого социального происхождения, иных дарований и совершенно иного характера. Его семья принадлежала к мелкопоместному дворянству – джентри, но его отец был успешен в торговле, и сын наследовал его проницательный деловой ум. Со стороны матери его предки занимались адвокатской практикой, и Арчибальд тоже решил стать юристом. К 30 годам он уже был одним из ведущих адвокатов в судейском корпусе Эдинбурга. Уорристон был не просто религиозным фанатиком; дневник, который он вел, отражает его духовную жизнь, он открывает человека, находившегося на зыбкой грани сумасшествия. Его дар логики и предвидения, хорошая память и умение сосредоточиваться на главном не были подкреплены здравым смыслом и человеческим пониманием. Он мог проанализировать любой текст из Священного Писания, но был не в состоянии критически разобрать его; был доверчив до абсурда, по причине неосведомленности мог быть нетерпим к какому-либо вопросу, был не способен проанализировать свои чувства и мотивы своих поступков. Для такого ограниченного ума долгие часы, проведенные в молитве, что было в обычае у пресвитериан, означали только то, что он ежедневно упражняется в самообмане. «В течение двух или трех часов меня охватывает чувство великой свободы и небывалой близости к Богу, – пишет он. И продолжает: – Господь все это время разумно, могуче и проникновенно говорит во мне и обращается ко мне, молясь во мне и отвечая мне. – В холодном поту от испытываемого им ужаса и преданности Богу он внезапно осознает: – Я был предназначен для вечного спасения, и мое имя записано в Книге жизни». Он испытывает невыразимое чувство воодушевления от осознания, что не только будет прославлен после смерти, что это «слишком малая милость, которой одарены все Его святые и избранные, но что Он еще в этой жизни прославит Себя видимым образом в моей жизни и смерти». И Уорристон также знал, что, каким бы недостойным созданием он ни был, он был главным орудием Бога, с помощью которого удастся добиться «благоденствия Его церкви, низвергнуть Сатану, уничтожить Антихриста и утешить всех праведников». Это поразительное откровение о его миссии произвело на него такое впечатление, что его шатало «словно пьяного». Такому его состоянию способствовала также меланхолия и горькая жизнь.

Подобные мысли одолевали Уорристона в перерывах между его повседневными занятиями: мятежная партия Шотландии решила использовать его интеллект в одном важном деле. В настоящее время он изучал Символ веры 1580 г., с помощью которого шотландцы однажды попытались упрочить пресвитерианскую церковь Джона Нокса.

Главным вождем клириков был Александр Хендерсон, священник из Леучаса в Файфе. Он был старше всех светских представителей оппозиции, ему было далеко за пятьдесят. Хендерсон приобрел опыт общения с людьми за тридцать с лишним лет служения в большом приходе, хорошо понимал людей и терпимо относился к их недостаткам. Его заслуги могли способствовать его переводу на более важную должность, но его известное всем неприятие епископата препятствовало его переезду в Эдинбург или Стирлинг. С самого начала противостояния он выдвинулся в первые ряды борцов против использования новой богослужебной книги и подписал петицию за ее отмену. Хендерсон выделялся среди своих современников честностью и великодушием. Он был твердо предан учению церкви и ее богослужебной практике, но уважал мнение других людей, ему была присуща терпимость, но не уступчивость. Он был хорошим дипломатом, потому что был способен понимать отличное от его взглядов мнение и мог отвечать на него аргументированно, но без гнева. Иногда в разговоре он мог быть вспыльчивым, но это скорее добавляло ему авторитета.

Это были основные вожди оппозиции. Два человека еще не заявили публично о своей поддержке, но уже заключили частное соглашение с мятежниками, это были – Арчибальд Кэмпбелл, лорд Лорн, и сэр Томас Хоуп, оба бывшие членами Королевского совета. Лорд Лорн, старший сын графа Аргайла, уже владел землями своего отца и был в действительности главой аристократического дома и вождем самого большого клана в западной части горной Шотландии. Ситуация была необычной. Его отец, старый