Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шуя работал веслами, гребя чуть медленнее, чем в начале. Мышцы начали уставать уже на середине, а течение никак не хотело помогать ему в этом. Он даже хотел попросить наставника, чтобы тот вошел в сознание какой-нибудь водной твари и помог плыть быстрее. Кам же, в свою очередь, наблюдал, как отдаляется противоположный берег.
— Здесь проще будет, — сказал он, как только лодка коснулась мысом берега. — Солнце мягче, пищи больше. Одна беда — люди князя неприветливы. Языком не чесать, понял, Шуя?
Парень, улыбаясь, потупил взгляд. Чего же им не почесать, если хочется? Его длинный язык не раз выпутывал его из передряг, еще, когда они жили с кочевниками, и Кам это прекрасно знает.
К полудню они дошли до села Веснянцы. Мира, оглядывая засеянные пшеницей и рожью поля. Почти не веря глазам, она вертела головой, чем вызвала смешок Шуи.
— Видишь, земля черная. Это хорошо. На черной земле все быстро всходит. Южные степи самые плодородные, ты еще их огороды не видела! Большие обычно за полем, чтоб нечистый на руку не подумал украсть лишнего, а маленькие возле дома. Если повезет, мы с тобой можем что-нибудь стянуть оттуда — клубнику или капусту, если поспеть успели.
Мира округлила глаза.
— Стянуть, в смысле украсть?
По её взгляду, Шуя понял, что не видать ему напарника в мелких весельях еще долго. Хотя, пусть девчонки и выросла домашней, он попробует её немного перевоспитать под вольный уклад. Шаману это решение, наверняка, придется не по душе, но не все же ему нужно знать?
— Я уверен, тебе понравится!
И все же, вечером, когда все трое обустраивали себе ночлег, Шуя, вопреки всему, не стал её тащить в чужие дворы. Мирослава была рада такому исходу, она провела вечер у костра и уснула там же, наблюдая, как впервые за долгую неделю, Кам достал из мешочка её длинную косу и передал Шуе. Парень, замявшись, принял её, усаживаясь на камень.
— Затяни узел на первых прядках, — размеренным голосом объяснил шаман, ловкими пальцами показывая основные движения. — Волосинка за волосинкой.
— Я буду вечность так плести…
— Мы подождем. Или ты хочешь, чтобы тетива порвалась?
Вопрос так и остался без ответа, а может, Мира на этом моменте уснула. Она не помнила конец их разговора, как и не помнила, от каких звуков проснулась ночью. Небо, усыпанное звездами, лунным светом освещало поляну серебром. Рядом тлели угли, и спал Шуя, обняв лисенка рукой. Не было только Шамана. Его сумка лежала в траве, как и старый плащ.
Мира поднялась на локтях, оглядев полянку, но так и не обнаружила мужчину.
Наутро, вновь проснувшись от странных звуков, её нос уловил запах капусты, щавеля и чего-то кислого. Сонно хлопая глазами, она приняла деревянную тарелку с горячим бульоном, в котором, казалось, плавала вся трава мира. Она удивленно посмотрела на парня, тот довольно уплетал свою порцию.
— Щавель растет повсюду, а капусту я на огороде нашел.
— Украл, — поправила она без тени улыбки.
— Одолжил попробовать, — Шуя еще раз отхлебнул, прикрывая глаза от удовольствия. — Кстати очень вкусно. Мне повезло еще найти рядом куриное гнездо. На обед будут яйца.
Но отобедать они не смогли, Кам решил идти до самых сумерек, пока солнце скрылось за облаками. Она несколько раз спрашивала конечную цель их пути, но так ни разу не получила нормального ответа. Временами, девушка думала, что Кам забывал человеческую речь, погружаясь в собственные мысли. Шуя же в этом отношении был другим. И найти общих черт между наставником и учеником она не могла, как бы не старалась.
Иногда Кам вел себя по-старчески мило, долго любовался каким-нибудь крохотным цветком на стоянке, не срывая его. Слишком бережно отодвигал ветви на их пути, выбирал непонятную для них дорогу. Другой раз, сомнения в человечности мужчины начинали одолевать. Не может же человек, в самом деле, разговаривать с камнем, просить прощения у погнутого сучка.
К вечеру, полностью уставшая за день пути, она рухнула в высокую траву, забыв про ужин, костер и обустройство ночлега. Ноги гудели так сильно, что заглушали собой чувство голода.
Так прошло три дня.
За это время, Мирослава, думала, что привыкла спать под открытым небом на голой земле. Она все еще не понимала — откуда Шуя достает для них пищу, но предполагала, что ей лучше не занимать голову этим вопросом. Чувствуя себя временами бесполезной, девушка старалась помогать ему, хотя бы приготовлением этой самой пищи, а потом, даже успела зашить его рубаху и подлатать штаны. В благодарность парень принес ей горсть земляники.
Пропало даже смущение. Узнай в деревне, что она путешествует с двумя мужчинами, о ней бы думали дурные вещи. Да еще и без косы! Мира старалась гнать от себя такие мысли, но все же иногда ловила себя на том, что все чаще хочет поспорить с Шуей, когда тот начинал хитрить. В деревне её бы точно осудили.
Но, как ни странно, чем дальше Мирослава отходила от Лукоморья, тем легче ей дышалось.
— Я уже устал, — пожаловался ей Шуя, укорачивая шаги. Он шагал рядом, хотя полдороги вырывался вперед. Иногда она размышляла — откуда у него столько энергии в худосочном теле? Высокий и тонкий, как палка, ученик Шамана, имел удивительную способность оказываться в нескольких местах одновременно.
— Я тоже. И так хочется есть…
Одинаково заурчали животы. Смутившись, Мира опустила взгляд, и задергала ручки сумки. Вдруг, ей на глаза попались ростки щавеля, она пихнула парня рукой. Не думая, они принялись рвать его и пихать в карманы, наполняя доверху.
— Повезет, если привал будет возле деревни, я больше не могу ходить впроголодь. Думать тоже.
— Шуя, а что будет, если тебя поймают?
Парень отмахнулся рукой, в жёлтых глазах плясали искры азарта.
— Пусть попробуют, если бегать умеют.
Она засмеялась. Действительно, поспеть за ним очень трудно. Даже сейчас, когда листики щавеля торчали из двух карманов его штанов, Мира понимала, что сама едва ли набрала половину. Улыбнувшись друг другу, они поспешили догнать Шамана, который уже успел отойти к концу поляны, идя прямо к опушке леса. Шуя застонал от огорчения, а после пояснил, что скоро должен пойти дождь, а это значит, что по лесу летает рой комаров.
Так оно и было, едва путники ступили в тень деревьев, на них налетело тысяча пищащих тварей, так и, норовя укусить за оголенные участки кожи. Отмахиваясь