Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А он меня любит, — подумала Оля, закрывая глаза. — Он такой ласковый».
— Прости меня, — сказал Густав. — Я совсем забылся. Но мы ведь… И потом… ты такая красивая… Ты…
Они проспали вместе всю ночь. Вернее, Оля спала, а Густав смотрел на нее в темноте, не веря в счастье, свалившееся на него так неожиданно. Мысли, одна грязнее другой, стали одолевать его позже, когда он узнал, что жена беременна.
После обеда Оля была уже в Кенигштайне. Она решила посетить банк, где на входе встретила молодого служащего. Его звали Ганс Федер. Она это точно помнила. Она видела его уже несколько раз и всегда приятно улыбалась ему.
— Хочу предупредить вас, фрау, что цена на наши облигации резко упала. Но вам не следует их продавать. Поверьте, они еще будут в цене.
— Спасибо. Вы так добры ко мне, — улыбнулась Оля.
— Вы приносите нам дорогие новости. И всегда приятно поговорить с такой красавицей.
Оля понимала: мужчина что-то хочет спросить, и не уходила.
— Скажите, разрушения на складе вашего босса… они значительные? — наконец решился Федер.
— Как вам сказать, — замялась Оля. — Страховка покрыла почти все расходы. Но…
— Я вас понял. Благодарю. Дело в том, что сейчас многие пытаются, как бы вам сказать, запугать нас.
Оля понимающе покивала головой.
— Что скажете, фрау Шеринг?
— Я выросла в Швейцарии и привыкла считать деньги.
Они понимающе посмотрели друг на друга и разошлись.
Гельмут заехал за Ольгой в Вилле-Халле. Разговор с ним был долгим. Им никто не мешал: санаторий пустовал. Мария не вмешивалась в беседу.
Оля рассказала про гостью из Москвы, про связь через Вену, про свою непростую жизнь.
— Хорошо, что Отто передал пленку нам. Такой ценной информации у меня в руках не было с начала войны, если не считать Клауса с его никелем и золотом. У нас был запасной канал, и я воспользовался им. Так что информацию в Центре получили вовремя. К сожалению, другой такой возможности у нас не будет. Но оно того стоило.
Гельмут вздохнул.
— Нас обложили продуктовыми карточками. Если даже нам повезет и клиенты хлынут к нам, я не очень представляю, чем их кормить, — жаловался «дядя».
«Он оправдывается, — подумала Оля. — Ведь понятно, что мне нужны деньги».
— Нам нужна связь. Рация сейчас исключается. Ездить к вам часто…
— Понимаю. Все передам. И сам подумаю, чем можно помочь. К сожалению, я не знаю, как уходила информация из Вены. Если будут новости, кто-то из нас приедет к тебе.
На рассвете, так и не решившись зайти в родительский банк за деньгами, Оля уехала домой. Густав ждал ее в темноте.
— Я надеялся, что ты приедешь сегодня, — сказал он, обнимая ее. — Теперь я еще больше боюсь потерять тебя.
— Я здесь, дорогой. У тебя есть какая-нибудь еда? — Оля старалась перевести разговор.
— У меня есть пирожки от фрау Юты. Она приводила фотографировать своих мальчишек. У нее была одна марка. Я не мог ей отказать.
— Ты правильно сделал. Пирожки вкусные?
— Очень. Только я не понял с чем…
Густав ждал продолжения отношений, это было ясно. Отказывать ему было бессмысленно.
«Как им не надоедает? — думала Оля, выпроваживая счастливого мужа из своей комнаты. — Одно и то же. Одно и то же».
Она уснула и видела чудесный сон.
— Доченька, — говорила ей едва различимая мать. — Мы так скучаем без тебя. Я молюсь за тебя каждый день. Хоть бы издали тебя увидеть…
«Может, я поэтому и держусь, — подумала Оля утром. — Где-то за меня молится моя мамочка, с которой, даст бог, мы когда-нибудь встретимся».
Отто позвонил через два дня.
— Жду завтра в одиннадцать, — сказал он и бросил трубку.
Снова квартира, сомкнутые шторы, приглушенный свет.
— Гельмут сказал, что мог бы частично выполнить функции Вены, если вы уверены, что шифр…
— Уверен, не уверен, — раздраженно проговорил Отто. — Мы снова без связи. Что еще?
— Гельмут сказал, что если придет информация из Центра, то ко мне приедет гость. Хотят посмотреть, что и как.
— Будь осторожна. Если позвонят и ты не узнаешь голос, спроси что-нибудь и отправь Густава с машинкой в лес.
Оля думала, что на встречу приедет Штерн. Его легко было бы узнать по голосу. Но гораздо труднее что-нибудь навязать.
— И еще, — продолжил Отто. — В ближайшее время у меня будет информация. Поэтому мне нужна связь.
Ольга безвылазно провела две недели дома. Но гость — это действительно был Штерн — появился без звонка. Он приехал на хорошей машине с немецкими номерами.
— Мне сказали, у вас есть автомобиль, — произнес он, входя в фотоателье. — Мне кажется, у меня пробито колесо. Ваш муж не поможет мне?
Пока мужчины возились с машиной, в дом незаметно вошла Мария.
— Здравствуй, Моника. Рада тебя видеть. Я привезла тебе кофе, — это было первое, что она сказала, показав рукой на второй этаж.
— О-о! — радостно выдохнула Оля.
«Тетя» привезла много новостей.
— Главное. Твоя московская гостья вернулась живая и невредимая. Добиралась через Тунис. Ее кто-то узнал в Вене. Это долгая история. В тридцать четвертом ей удалось бежать из Германии. Их бригаду кто-то предал. Предатель и встретил ее в Вене. Видимо, надеялся, что она его не узнала. Она успела позвонить нашим людям и исчезнуть. А в той квартире взорвались гестаповцы. Шифр по-прежнему у наших людей. Но они в подполье. Запомни адрес в Дрездене. Один из них начал работать в доме ветеранов. Телеграммы будешь отправлять на имя генерала Тарленберга. Он в переписке со всем миром, это не вызовет подозрений. Но наш человек работает через день — по четным числам до двадцати часов. В остальное время телеграммы будут доставляться самому генералу. Это пока все, что есть.
— Уже хорошо, — порадовалась Оля. — А наша информация?
— Центр получил вовремя. Совершенно уникальные документы. Это должно помочь.
Оля перевела дух.
— Я привезла тебе одежду. Не совсем новую, чтоб не бросалось в глаза, но в твоем стиле. И новое задание…
Оля слушала Марию и думала о том, что все-все здесь происходящее не вполне реально. Где-то шла война, погибали люди, а они здесь пытались достать очередную песчинку, из которой в далеком Центре выложат огромную мозаику реальности.
— Сейчас все зависит от Сталинграда. Ваша информация дает надежду, — Мария подумала и добавила: — Мне так кажется.
Когда Штерн и Мария уехали, Оле показалось, что она снова потеряла родителей.
«Я люблю