Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сгорбившись, он зашагал было прочь, но через несколько шагов обернулся, угрожающе погрозил маме кулаком: «Ты опять слишком распустилась, Ана, смотри, я все же укорочу тебе язычок! – и с ходу напустился на нас: – А теперь – работать! Нечего лодырничать! Лось, лось!»
Я и Сима, конечно же, тоже сразу накинулись на маму. Ну, что она опять выскакивает? Мало ей той, первой неприятности? Забыла, как однажды озверевший Шмидт чуть не проткнул ее вилами?
Это случилось еще летом, когда возили с поля первые снопы пшеницы. Леонид, управлявший лошадьми, слишком круто завернул телегу и умудрился сломать ось. Уже нагруженный доверху воз накренился, снопы, нежно шелестя осыпающимися зернами, золотым потоком посыпались на землю. Мама – она была наверху – укладывала снопы – тоже мягко, как на салазках, съехала вниз. И увидела, что пан в ярости наскакивает на Лешку, машет перед его лицом кулаками. Раз – и Леонид получил увесистую затрещину, потом вторую… «Эй, что ты махен?! Прекрати сейчас же! – закричала, поднимаясь с земли, мама. – Не смей драться, пузатый черт – тойфель!.. Что он – нарочно, что ли, капут телеге сделал? И машина тоже ломается, тоже кранк бывает, не то что человек. Кто нихт арбайтен, как ты, – тот ничего не сломает. А то драться надумал!»
Шмидт, оставив Лешку, тотчас же подскочил к ней. Мама, побледнев, растерянно потянулась за стоявшими рядом вилами: «Только подойти, пузатый черт!» Но Шмидт, конечно, опередил ее. После короткой схватки вилы оказались у него в руках, и острие их нацелилось прямо маме в грудь. Но тут уже дружно закричали в испуге Сима с Леонидом. Шмидт, опомнившись, отшвырнул вилы и, пошатываясь, попылил прочь. (Я об этом происшествии ничего не знала – мы с Мишей «парились» в сарае на укладке снопов.)
Вечером, когда мы возвращались домой, Шмидт подозвал меня и маму к крыльцу, сказал мрачно: «Если Ана, – он зовет маму не Анна, а Ана, – если Ана еще раз посмеет, как сегодня, вмешаться в мои дела – я ее тотчас же отправлю на биржу. Тотчас же! Переведи ей! – и добавил мстительно: – С завтрашнего дня она должна выходить с утра на работу вместе со всеми. А уходить домой будет в половине двенадцатого, и ни минутой раньше! Полтора часа ей достаточно, чтобы приготовить для вас обед… Не барыня!»
И с того дня мама встает раньше всех – ведь надо приготовить завтрак и сделать кой-какие заготовки для обеда. (А в первые недели она, по распоряжению пана, выходила в поле лишь с обеда – полдня ей отпускались на различные хозяйственные дела). Словом, сама накликала на себя неприятности. Но виниться либо в чем-то каяться перед Шмидтом не желает (и правильно, между прочим, делает!) – такой уж у нее характер. Теперь все мы стараемся помогать ей в кухонных делах.
А сегодня моя храбрая мамуля опять не стерпела, и, по чести говоря, так это у нее здорово получилось!
Сейчас я подумала: жаль, что об успехах наших войск под Ленинградом мы узнали лишь вечером. А то в пылу словесных баталий поинтересовались бы у Шмидта – правда ли это? Может быть, он сгоряча что-то и выпалил бы.
24 октября
Сегодня у нас опять скандальное происшествие (что-то участились они!) – Шмидт «наградил» Мишу двумя оплеухами. И за что? За то, что задел нечаянно телегой электрический столб во дворе. Миша ходит весь день такой обиженный, что жалко смотреть на него. Да и у всех нас настроение вконец испорчено.
В обед я попыталась утешить его: «Брось, Мишка, переживать! Что ты – не знаешь этого психа? Сейчас руки распускает, а потом юлит, заглаживает… Плюнь, братишка, на него и забудь про все». (Братом и сестрой нас почему-то упорно именовал Маковский – с его легкой руки и пристали к нам эти родственные прозвища.)
Но Миша не принял моего сочувствия: «Я его, заразу, ту, май-то, в следующий раз кнутом огрею. Прямо по роже, по роже! Пусть потом бежит за полицаем!»
– А вот это зря! – вмешался разумный Леонид. – Ну и чего ты добьешься? Только упекут за милую душу в такое местечко, как Брондау или Петерсхоф. Там не так запоешь…
А мама (вот ведь какая умная других-то учить!) степенно посоветовала: «Надо терпеть, ребята. Ни-че-го: будет и на нашей улице праздник! Не все этим поганцам победы праздновать!»
Терпеть… А как терпеть? Я понимаю Мишину обиду, мучительный стыд, и мне так его жаль! Сима все время твердит: «Никто, как Бог! Когда-нибудь да он и оглянется». Хотя бы скорей ты, Боже, оглянулся!
А уже вечером Шмидт налетел на Лешку и тоже чуть было не ударил его. Леонид пахал поле за домом и возле самой межи оставил нетронутым маленький – шириной, может, в полметра – клинышек земли. Господи, как разорался опять этот припадочный: «Ах, майн Готт, всюду нужен мой глаз да глаз. Эти проклятые русские только вечно вредят мне, наносят сплошные убытки!»
Ну и скряги! Ну и жадюги!
Вспоминаю один недавний случай, от которого Шмидт чуть не свихнулся. В тот день мы с Леонидом налаживали во дворе сеялку – готовились сеять озимые. Шмидт рядом проверял всхожесть ржи и побежал в сарай взвешивать кузовок с зерном, где Сима, мама и Миша протравливали рожь для посева. Почти тотчас же оттуда раздался дикий вопль, затем вой, плаксивые причитания. Мы с Леонидом в страхе подумали, что или обвалилась крыша сарая, или что Шмидт случайно сломал себе ногу либо свернул шею, и помчались туда. Картина, которую мы увидели, ошеломила нас.
Трое наших «веяльщиков», крайне изумленные и испуганные, стояли молча возле заглохшей машины, а Шмидт прыгал вкруговую возле мешков с пересыпанным ядом зерном и без устали вопил: «Ай-яй-яй, рогген, рогген![36] Ай-яй-яй!..» Это выглядело так смешно, что мы с Лешкой, чтобы не расхохотаться, больно прикусили себе губы.
Шмидт, увидев меня, схватил горсть ржи из мешка и, сунув свою лапу мне под нос, снова заголосил истошным голосом: «Проклятые! Проклятые, что они мне наделали! Ну, ты только посмотри! О, рогген, рогген, а-а-ай!»
Я старалась рассматривать очень внимательно, но от еле сдерживаемого смеха туманились глаза, и я ничего не понимала. Хотела еще «посочувствовать» – мол, отличная рожь, да хорошо, что ничего не сказала.
Оказалось, что, пока Шмидта не было с утра дома, Линда распорядилась протравливать не ту рожь, которая была им предназначена для посева, а другую