запомнил место расположения. На изучении спины они застопорились. Малика рассказала обо всех мышцах, что нашла в учебнике, и задумчиво протянула:

— У тебя их, кажется, больше, чем в книге, — она провела пальцами вдоль позвоночника, остановилась на пояснице. — Это что за хрень? Должна быть грудопоясничная фасция. Внутренняя косая мышца живота вроде чуть в стороне начинается.

Её ладони скользнули по бокам Кирилла, настойчиво ощупывая косые мышцы, спустились чуть ниже к резинке тайтсов.

Кирилл молчал уже около пяти минут, но Малика только сейчас заметила, что он сильно напряжён. Она обошла его по кругу и заглянула в лицо. Кирилл выглядел смущённым и одновременно хмурым. Малика перевела взгляд на свою руку на поясе тайтсов и невольно отступила на шаг назад.

— Я не просила тебя напрягать эту… мышцу.

Кирилл отвернулся.

— Это как-то само напряглось.

Малика неожиданно развеселилась.

— Твоё тело на меня отреагировало, потому что я как раз к лету похудела и стала очень даже ничего, а тут ты со своим целибатом. Пора вам с Мариной переходить в горизонтальную плоскость. Сколько у тебя уже секса не было?

Кирилл молча натянул футболку и, взяв джинсы, ушёл переодеваться в другую комнату. Вернулся, правда, не сразу, только через десять минут. Нашёл Малику на подоконнике и решительно объявил.

— Достаточно анатомии. Сам ночью выучу. Давай проветримся.

Малика потянула Кирилла в сторону парка, в котором он обычно бегал по утрам в расчёте посмотреть на белок, бесстрашно прыгающих с ветки на ветку прямо перед носом посетителей.

Кирилл брёл задумчивый, немного растерянный, у скамейки внезапно остановился, потребовал лист и ручку. Малика уже привыкла к приступам вдохновения и в рюкзаке всегда носила блокнот. Пока Кирилл записывал пришедшие на ум строки, подсвечивала экраном телефона, стараясь не подглядывать.

Заметив, что ручка уже несколько минут не скрипит по бумаге, посмотрела в лицо Кирилла.

— Эдька, расскажи мне про секс.

Он вздрогнул, моргнул несколько раз и только потом вынырнул из мыслей.

— Про что?

— Секс, — повторила Малика на тон ниже.

— Я уже не помню, что такое секс, — страдальчески вздохнул он.

Малика выждала минуту и, не получив ответа, уверенно высказала давно обдуманный план:

— Я решила, что потеряю невинность со взрослым опытным мужчиной, который знает, что делать, сумеет всё обустроить как нужно и с наименьшим дискомфортом, не поддастся страсти и сможет провести дефлорацию хирургически точно.

Кирилл присмотрелся к лицу Малики, выглядела она непривычно серьёзной, и желание перевести всё в шутку отпало.

— Витольд подходил для этой роли. Взрослый и опытный.

Малика на мгновенье задумалась и ликующе воскликнула.

— Он осенью снова приедет и вот тогда-то от меня не уйдёт.

Кирилл сдержанно улыбнулся.

— От тебя не так-то легко избавиться. Ты как вирус герпеса. Раз попала в кровь, и всё, на всю жизнь там.

— Фу. Стихоплёт называется. Такие мерзкие сравнения.

— Скажи спасибо Людмиле Прокопьевне. Она как-то целую лекцию посвятила вирусам, вызывающим внутриутробные уродства.

— Не забудь отдать черновик, когда перепишешь стихотворение, — вспомнила Малика. — Кому, кстати, написал? Марине?

Кирилл нащупал в кармане сложенный вчетверо листок.

— Тебе вообще-то, — признался он, — зачем ты их собираешь?

— Когда ты станешь знаменитым, я на тебе заработаю, Эдька. Это вклад в моё будущее. Не жмотничай.

— Это отдам, когда доработаю, сырое совсем.

— Договорились.

[1] Эпизиотомия — хирургическое рассечение промежности во избежание произвольных разрывов и родовых черепно-мозговых травм ребёнка во время сложных родов.

Вся дворовая компания знала, что в конце августа есть такой день, когда Малика становится особенно невыносимой, язвительной и падкой на гадкие проделки — это день её рождения. Танечка предусмотрительно отсиживалась в квартире, Наташа с родителями ещё не вернулась из Египта, Сенька и Виталик нашли укромный уголок, подальше от окон Колючки, и втихаря играли в карты. Время перевалило за полдень, а значит, осталось потерпеть совсем немного, Малика станет менее ядовитой, и отпадёт необходимость прятаться.

Последние дни перед учёбой казались особенно сладостными, наполненными негой и часами безделья. В жизни Малики образовалось слишком много свободного времени, естественно, она придумала, чем его занять.

Из Сеньки и Виталика конспираторы получились никчёмные, Малика обнаружила их почти сразу, нависла над ними суровой тенью, уперев руки в бёдра.

— Кто пойдёт со мной праздновать четырнадцатилетие?

Сенька задрал голову вверх, приложив ладонь козырьком. Солнце оказалось за спиной Малики, спрятало лицо в тени. Понять, что промелькнуло в её сощуренных глазах, не удалось.

— Праздновать?

— Бухать, — доходчиво объяснила Малика, — чем лучше напиваться, чтобы наверняка?

Виталик пожал плечами.

— Водкой, наверное.

Малика протянула ему деньги.

— Ты и купи. Тебе точно продадут.

Виталик послушно взял деньги, всё ещё пытаясь понять, что стоит за этим неожиданным предложением. Какой бы хулиганкой Малика ни была, спиртное никогда не употребляла, к тому же любила довольно обидно разыгрывать местных алкоголиков.

В шестнадцать лет Виталик выглядел на все двадцать. Из мальчишки сразу превратился в мужчину, минуя стадию юношества. Устав от насмешек Малики, монолитную бровь разделил на две, возмужал и даже вполне мог отрастить полноценную бороду, если бы у него возникло такое желание. В отличие от Сеньки, лелеющего три волоска на подбородке, он брился каждое утро, но уже к вечеру обрастал густой щетиной.

— Сколько брать?

Малика приняла бывалый вид, будто покупать водку для неё привычное дело.

— На троих две бери и шоколадку.

Сенька одобрительно хмыкнул.

— Ого, да ты намерена напиться вдрызг. Лучше не шоколадку, а колбасу и хлеб.

В выпивке Сенька точно смыслил больше неопытной Малики. Ребята поглядывали на него с уважением и одновременно с брезгливостью, признавая право напиваться по-взрослому, а вот бабушки награждали неприятными эпитетами: малолетний пьяница и потомственный выпивоха. Отец Сеньки частенько возлежал на крыльце подъезда, напевая матерные частушки, послушать которые сбегалась вся детвора.

Дождавшись Виталика с припрятанной в рюкзаке выпивкой и закуской, Малика скомандовала идти на пустырь. Сенька в предвкушении облизывал губы, а Виталик с опаской оглядывался на двор.

— Будем напиваться средь бела дня?

— Струсил, что ли? — надменно поинтересовалась Малика, зная, что этот довод действует безотказно почти на всех. На всех, кроме Эдьки. Он на слабо никогда не вёлся.

— Ничего не струсил, пойдём.

Оглянувшись на пятиэтажку, Малика увидела в окне Танечку, та провожала их троицу злобным взглядом. Последнее время Кузякина стала одаривать Виталика многозначительными взглядами, которых раньше удостаивался только Кирилл.

До