и в животе просыпается желание. Пальцы скользят по драгоценностям, а затем ложатся на ее декольте, поднимаясь и опускаясь в такт ее тяжелому дыханию.

– Ты не скажешь и не сделаешь ничего, что могло бы вызвать подозрения. Каждой хорошей сучке нужен красивый ошейник.

Она резко отворачивается к окну, но я тянусь к ее подбородку и поворачиваю голову обратно:

– Ни при каких обстоятельствах ты не снимешь это ожерелье. Ты поняла?

– Поняла, – ее челюсть сжимается.

– Вот и отлично.

Я подаю сигнал водителю, что мы готовы выйти – дверь рядом со мной открывается. Выйдя из лимузина, я разворачиваюсь к Венди – ее пальцы щекочут мою ладонь, когда она вкладывает руку в мою. Я помогаю ей встать: в тот же момент вспышки от камер, выстроившись вдоль красной дорожки, начинают сверкать.

Обняв ее за талию, я притягиваю ее ближе к себе, наблюдая, как она меняется у меня на глазах. Ее лицо озаряется, лучезарная улыбка расцветает, а глаза теплеют, глядя в мои. У меня замирает сердце, а вслед за ним приходит отвращение, потому что в очередной раз мое тело поддается ее чарам и теряет контроль.

– Будь хорошей девочкой, и я позволю тебе спать в кровати, а не на каменном полу, – я наклоняюсь, вдыхая аромат ее волос.

Ладонью я чувствую ее напряжение, и, хотя она улыбается, ее глаза таят что-то холодное и темное.

– Веди, хозяин.

Пока мы идем внутрь, желудок сжимается в узел, разливая удовольствие прямо по венам.

Я так близок к цели, что чувствую ее на языке. И у нее даже есть вкус – называется месть.

Глава 30

Венди

Слова Крюка, обращенные ко мне, сворачиваются во мне, как прокисшее молоко.

И хотя я презираю его поступки, его оскорбления, сыплющиеся как ножи, подобны мучительной пытке. Они впиваются в мои вены и высасывают кровь, делая меня хрупкой, как опавшие листья.

Пальцы путаются в колье: интересно, почему он просил меня не снимать его? Оно прекрасно, но я даже не представляю, насколько велико его значение, а понимание того факта, что мне не дозволено распоряжаться вещью, которая на мне надета, наносит очередной удар по моей вновь обретенной гордости.

Жар ладони Крюка обжигает бедро, пока мы входим в главный бальный зал. Он прекрасен – как обычно бывает на таких мероприятиях: люстры, усыпанные хрусталем, накрытые по-королевски столы, однако на меня это не произвело никакого впечатления. Я не врала, когда говорила ему, что побывала уже на тысяче подобных мероприятий. У моего отца большие деньги, его часто приглашают на благотворительные вечера.

Интересно, он придет?

Хотя мысль вроде и мимолетна, я хватаюсь за нее с неимоверной надеждой, которая вспыхивает во мне впервые за несколько дней.

Мы пробираемся сквозь смокинги и бальные платья, пока не доходим до открытого бара. Крюк заказывает себе виски и передает мне бокал шампанского. Я делаю глоток, наслаждаясь пузырьками, шипящими и лопающимися на языке. Обычно мне не нравится чувство опьянения, но сейчас оно мне крайне необходимо, чтобы сохранить фальшивую улыбку.

– Кстати, с днем рождения, – он прижимает бокал к моему. – Ты простишь меня за позднее поздравление? Я был очень занят.

– Откуда ты знаешь? – острый укол гнева пронзает мою грудь.

– Ты удивишься, узнав, как много я знаю, – он улыбается, ставя виски на барную стойку.

– И что это значит?

– Это значит то, что я хочу, чтобы это значило, – он наклоняется, его глаза становятся холодными, его губы прижимаются к моей щеке. – Я знаю о твоем рождении, Венди Майклз. И я буду знать о твоей смерти.

От этой фразы сердце как будто сжимается и падает прямо на пол.

– Это угроза?

– Угрозы – ужасно бесполезная вещь, – Крюк вздыхает, отступая назад. – Я говорю только о том, что намерен довести до конца.

Злость на всю эту ситуацию сжигает меня изнутри.

– Если ты собираешься меня убить, зачем мне быть твоей послушной сучкой? – я осознаю с секундным опозданием, насколько громким был голос и как быстро он разнесся по комнате.

Быстрым движением он обхватывает мою шею и рывком притягивает к себе. Со стороны мы выглядим как любовники в страстном объятии, но я чувствую лишь тошноту и панику, которые бурлят в моем желудке и подкатывают к горлу.

– Думай, прежде чем говорить, – его хватка ослабевает. – У тебя доброе сердце, детка. Ты не о своей жизни должна беспокоиться.

Мое лицо опускается, зубы скрежещут так сильно, что я боюсь их сломать.

– Соберись, детка. Пора поиграть.

Он чуть поворачивается и смотрит на пару, которая направляется в нашу сторону.

– Комиссар, я так рад вас видеть, – его голос тает, как вкусный шоколад, такой соблазнительный и греховный. – И вашу прекрасную жену. Еще раз здравствуйте, Линда. Всегда приятно вас видеть. Это моя спутница, Венди Майклз.

Он наклоняется, целует ее в щеку, после чего обнимает меня за талию. Я киваю, улыбаясь настолько широко, что у меня болят щеки.

Мужчина расплывается в улыбке, шевеля кустистыми усами.

– Венди Майклз, то есть дочь Питера? – с усмешкой он смотрит на Крюка. – Как тебе удалось заполучить ее? Кажется, она немного не в твоем ценовом диапазоне.

Сердце разрывается от оскорбления.

– О, дорогой. Не будь грубым, – Линда хихикает.

Я жду, что Крюк рассмеется, но он и не думает. Тело его напрягается, и он наклоняет голову.

– Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду, Реджинальд. Ты намекаешь на меня? – он указывает на себя. – Или на мою спутницу?

Воздух сгущается, ухмылка исчезает с лица комиссара. Крюк не сводит с него глаз, напряжение затягивается.

– Джентльмен знает, когда нужно извиниться после оскорбления дамы, – его брови поднимаются.

Мое сердце бьется о ребра, взгляд мечется между двумя мужчинами.

– Прошу прощения, мисс Майклз. Я не хотел проявить неуважение, – Реджинальд, прочистив горло, переводит взгляд на меня.

Я распахиваю глаза: мне даже не верится, насколько влиятелен Крюк. Если он позволяет себе так разговаривать с комиссаром полиции, как я могу рассчитывать на свободу?

– Ру так избегает подобных мероприятий, как чумы, да? – комиссар переминается с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.

Тело Крюка напрягается, хватка на талии становится крепче, настолько, что я начинаю ерзать и хныкать. Он смотрит вниз и поглаживает место, где только что меня ущипнул.

– Боюсь, Ру взял внезапный отпуск, из которого он уже не выйдет, – объявляет Крюк, напрягая мышцы, как будто ему приходится выдавливать слова изо рта.

– Как это прекрасно. Я уже устала уговаривать Реджинальда уйти на пенсию, –