Бочкареву, зная его характер, лучше всего идти вечером, он побоится так поздно беспокоить штаб.

89. Сцена

Бочкарев долго хмуро разглядывал записку.

- Отчего писано карандашом? - спросил он.

- Это узнаете у его превосходительства, - ответил Ружан­ский. - Его превосходительство часто пишет карандашом.

- Распишитесь, - сказал Бочкарев и полез в сейф за деньгами.

90. Сцена

Вернувшись домой, Ружанский высыпал деньги на стол пе­ред Верой.

- Милая, - сказал он, радостно обняв ее, - милая, Бог нам помог, мы спасены. Любимая, славная моя, роскошная моя женщи­на, прекрасная моя.

Он начал жадно целовать ей руки, ноги, лицо.

- Мишель, - сказал Вера, освобождаясь из его обьятий, - у нас впереди будет много времени, теперь надо спешить. Лучше все­го, если мы выедем из лагеря порознь. Я поеду в госпиталь и буду там тебя ждать. Это не вызовет подозрений, барон меня туда по­слал. Ты заедешь за мной.

- Я уеду после дивизионной вечерней молитвы, - сказал Ружанский. - Если меня не будет на вечерней молитве, то это вызовет подозрение. Выпьем за удачу, у меня остался коньяк. Он вынул бутылку из шкафа, разлил.

- За удачу и нашу любовь, - сказала Вера.

Они выпили и поцеловались.

91. Сцена

Утром, придя в штаб, я застал скандал в разгаре. На барона страшно было смотреть. Перед ним стоял Бурдуковский и бледный Бочкарев.

- Бежали? - кричал барон.

- Подлецы, дураки, я тебя велю сечь до крови, - кричал барон казначею.

- Ваше превосходительство, - бормотал казначей Бочка­рев, - опасался ночью беспокоить ваше превосходительство.

- Утром он прибежал ко мне, - сказал Бурдуковский, - до­ложил о своих подозрениях. Подлог раскрылся. Однако, ваше пре­восходительство, записка, верно, мастерски подделана.

- Фальшивомонетчики, воры, подлецы, - чуть ли не стонал от ненависти барон, - схватить подлецов!

- Ваше превосходительство, - сказал вошедший Сипайлов, - по какой дороге искать беглецов выяснилось быстро. Ружанский не может миновать поселок Бравенхат, там его ждет Голубева.

- Арестовать ее немедленно! - закричал барон. - Аресто­вать ее и Ружанского и доставить их в штаб! Я клянусь порадовать своих людей такой казнью предателей, что сам дьявол в своей мрач­ной преисподней содрогнется от ужаса.

92. Сцена

Мне пришлось по приказу барона участвовать в аресте Веры Голубевой. Точнее, арестовывали Сипайлов и Бурдуковский, я же присутствовал. Вера восприняла свой арест спокойно, так показа­лось, во всяком случае: села на стул, опустив голову.

- Будем ждать вместе твоего женишка, - захихикал Сипай­ лов.

- Давно уж должен быть. Видно, в темноте заплутал, сбился с дороги. Полтора часа ждем.

Наконец, показался Ружанский, его окружили, сбили с коня, связали. Связали Веру. Обоих, бросив в телегу, повезли.

93. Сцена

- Зачем ты это сделал, щенок? - закричал барон Ружанскому, когда того поставили перед строем дивизии.

- Ты изменил сво­ему Отечеству, ты изменил присяге, ты изменил государю.

- Я это сделал ради любимой женщины, - пробормотал раз­битыми губами Ружанский. Перед строем дивизии выстроили женщин.

- Ваше превосходительство, - сказал Бурдуковский, - я ве­лел привести всех служащих в госпитале и в швальне и прочих мес­тах женщин, чтобы они смогли в желательном смысле влиять на по­мышляющих о побеге мужей и прочих мужчин.

- Кара будет ужасной, - сказал барон. - Перебить ему ноги, чтоб не бежал.

Ружанскому прикладом перебили ноги.

- Перебить ему руки, чтоб не крал.

Ружанскому перебили руки. Первый раз Ружанский только застонал, а второй раз страшно закричал. Вера лишилась сознания.

- Привести ее в чувство, - велел барон.- Пусть присутству­ет при казни любовника.

На Веру вылили ведро воды и силой заставили подняться на ноги. Стоять она не могла, ее держали.

- Повесить Ружанского на вожжах в пролете Китайских во­рот, - велел барон.

- Ваше превосходительство, какую петлю делать, - спро­сил Сипайлов, - чтоб сразу умер или чтоб помучился перед смер­тью?

- Пусть мучается! - крикнул барон.

Ружанский задергался, захрипел в петле. Тело извивалось в конвульсиях.

- Бедный мальчик, - прошептал стоящий рядом со мной Гущин, - еще одна жертва этой дьявольской женщины.

- Но ведь и несчастная женщина страдает, - возразил я.

- Пусть страдает, мне ее не жалко, она получила свое.

- Преступную соблазнигельницу отдать казакам и вообще всем желающим, - объявил барон. - В принципе, я никогда не попу­стительствовал изнасилованиям, однако эту женщину ничем иным наказать нельзя.

- Увести в юрту, - распорядился Бурдуковский.

Возле юрты образовалась очередь казаков. Выходящие из юрты казаки застегивали ширинки и перекидывались шуточками с ожидающими.

- Я тоже воспользуюсь своим правом, - сказал Гущин.

- Ты, Володя?! Ты хочешь стать насильником, - удивленно спросил я.

- А чем я хуже других? - ухмыльнулся Гущин.

- Но ведь это скоты, - сказал я. - Тебя я считал порядочным человеком, тебя я считал своим другом.

- Эта женщина погубила многих и должна быть наказана, - сказал Гущин, направляясь к очереди.

- Я не желаю тебя больше знать, - крикнул я ему вслед. - Как дворянин и как офицер, я вызываю тебя на дуэль. Ты подлец и негодяй еще хуже, чем остальные.

- Я принимаю твой вызов. Стреляться будем после оконча­ния войны.

Насвистывая, он пошел к юрте. Первоначально из юрты доносились крики Веры. Потом она затихла. Умолкли и шуточки казаков. Все происходило в тишине. У юрты оставалось всего несколько человек из тех, кто воспользовал­ся правом насилия. Большинство солдат и офицеров остались в строю.

Я подошел к юрте и, когда настала моя очередь, вошел. Первое, что я увидел, были расширенные безумные глаза Веры. Она лежала на койке растерзанная. Глядя молча куда-то вверх мимо меня, тяжело с надрывом дышала. Подойдя, я стал перед ней на колени и прикос­нулся губами к ее сухой горячей руке. Вера продолжала смотреть мимо меня и тяжело дышать. Я одел Веру и, обняв за плечи, как ребенка, вывел из юрты. Подбежал Бурдуковский.

- Куда ты Голубеву ведешь? Барон приказал немедленно преступницу пристрелить.

- Я забираю ее к себе, - сказал я и вынул маузер.