– Дым, иди сюда! – Голос Джега отдавался от фасадов мертвых зданий, и Шай попятилась немного дальше в темноту. – Выйди сама, и мы тебя не очень сильно покалечим!

Ну да, взять деньги и уйти они не согласны. Они хотят сдать ее и получить награду. Она просунула кончик языка в щель между зубами и слегка прикусила его. Пидоры. Есть же такие люди, которым только палец дай, так всю руку откусят, по самое плечо.

– Надо пойти и изловить ее, – нарушил наступившую тишину голос Неари.

– Да, – ответил Джег.

– Я говорю, что надо нам пойти и изловить ее.

– И ты тогда штаны насквозь проссышь от радости, да?

– Я сказал, что нам надо изловить ее.

– Так перестань говорить об этом, а иди и излови.

Заискивающий голос Додда.

– Послушайте, ведь деньги здесь. Может, просто подберем их и поедем дальше? Зачем нам…

– Неужто мы с тобой и впрямь выскочили из одной дыры? – ядовито бросил Джег. – Тупее тебя на свете не найти.

– Тупее тебя на свете не найти, – сказал Неари.

– Ты, может, думаешь, что я брошу четыре тысячи марок воронам? – продолжал Джег. – Давай-ка, Додд, подбери их, а мы заломаем кобылу.

– И где, по-твоему, ее искать? – спросил Неари.

– Я всегда думал, что это ты у нас великий следопыт.

– Так это в глуши, но мы-то сейчас не в глуши.

Джег вскинул бровь и обвел взглядом пустые лачуги.

– Вряд ли все это можно назвать центром цивилизации. Или ты не согласен?

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пыль взметалась у них из-под ног и снова оседала наземь.

– Она где-то здесь, – сказал Неари.

– Неужели? Очень удачно получилось, что я прихватил с собой самые острые глаза, какие только есть к западу от гор, так что сумел заметить в десяти шагах отсюда ее дохлую клячу. Да, она где-то здесь.

– И где, по-твоему? – спросил Неари.

– А ты куда забрался бы?

Неари обвел взглядом здания, и Шай едва успела убрать голову перед тем, как его прищуренные глаза добрались до таверны.

– Я, пожалуй, сюда, но я ведь не она.

– Да уж, ты ни хера не она. Знаешь, что я тебе скажу? У тебя сиськи больше, а мозгов меньше. Был бы ты ею, мне сейчас ни хера не понадобилось бы искать ее, верно?

Снова пауза, снова порыв ветра взметнул пыль.

– Пожалуй, что нет, – сказал Неари.

Джег снял цилиндр, расчесал сырые от пота волосы ногтями и снова надел шляпу набекрень.

– Так что загляни туда, а я посмотрю в доме рядом, только не убивай эту суку, ладно? За мертвую заплатят вдвое меньше.

Шай снова спряталась в тень; пот, выступивший под рубашкой, щекотал кожу. Попасться в этой никчемной поганой дыре… Попасться этим никчемным поганым ублюдкам… Босиком. Она этого не заслужила. Ей хотелось всего-навсего стать кем-то таким, о ком будут говорить. Не остаться ничтожеством, о котором напрочь забудут в день смерти. Теперь-то она понимала, что от недостатка острых ощущений до их тошнотворного переизбытка даже не шаг, а самое большее, полшага. Но это открытие, как и большинство ее недозрелых озарений, пришло на год позже, чем нужно.

Услышав, как под ногами Неари заскрипели половицы в большом зале – а может, когда лязгнул его огромный топор, – Шай бесшумно выдохнула в щель между передними зубами. Она тряслась всем телом. Она внезапно почувствовала такую слабость, что едва-едва удерживала нож в руке, а уж о том, чтобы размахнуться и ударить им, и речи быть не могло. Возможно, пришло время сдаться. Бросить нож за дверь, на пол, и сказать: «Успокойтесь! Я выхожу! Ваша взяла!» Улыбаться, кланяться и благодарить их за предательство и душевную доброту, пока они будут молотить ее кулаками, или хлестать плетьми, или ломать ей ноги, или делать что-то еще, что взбредет в их тупые башки, пока они будут добираться до места, где ее повесят.

Она знала свою роль в предстоящем зрелище, и та ей совершенно не нравилась. Стоять связанной, пока чиновник будет зачитывать твое имя и список твоих преступлений, надеяться, что тебя помилуют, надеяться до тех пор, пока не затянут петлю на шее, рыдая, умолять о пощаде или сыпать проклятиями, и все это совершенно впустую. Брыкать ногами воздух, вывалить язык, а потом еще и обгадиться на потеху отребью, ничуть не лучше тебя самой. Она вообразила Джега и Неари, стоящих в первом ряду улюлюкающей толпы и глядящих, как она исполняет воровской танец на конце веревки. Вероятно, разряженных еще смешнее, в новое тряпье, которое они купят на полученную за нее награду.

– Х… им! – беззвучно проговорила она в темноте и оскалилась, услышав, как Неари поставил ногу на первую ступеньку.

Шай была целиком сплетена из противоречий – такая вот она была. Еще когда она была совсем крохой, от горшка два пальца, если кто-то говорил ей, как пойдут дела, она начинала думать, как бы устроить, чтобы случилось наоборот. Мать всегда говорила, что она упрямее мула, и винила в этом ее духолюдскую кровь. «Это все твоя проклятущая духолюдская кровь!» – как будто Шай родилась на четверть дикаркой по собственной воле, а не из-за дури матери, затащившей к себе в постель полукровку-духолюда, который оказался (и в этом не было ничего удивительного) никчемным пропойцей.

Нет, Шай будет бороться. Она наверняка проиграет, но проиграет в бою. Она заставит тех подонков убить ее и хотя бы лишит их половины награды. Трудно рассчитывать на то, что подобные мысли придадут руке твердости, но, как ни странно, придали. Ножичек все еще дрожал, но теперь оттого, что она изо всей силы стискивала рукоять.

Для человека, считавшего себя великим следопытом, Неари двигался очень уж шумно. Шай слышала, как у него свистит в носу, когда он остановился, поднявшись по лестнице, совсем близко, так близко, что, если бы не дощатая стена, можно было бы достать до него рукой.

Когда он сделал следующий шаг, доски громко застонали, а Шай напряглась, и каждый ее волосок, казалось, дергался. Потом она увидела его – не бросающимся на нее сквозь пустой дверной проем с топором в кулаке и жаждой убийства в глазах, а крадущимся по галерее туда, куда вели кровавые отпечатки ноги, и его натянутый лук смотрел точно в этом неверном направлении.

Шай доподлинно знала, что, если тебе предлагают подарок, надо хватать его обеими руками, а не ломать заранее голову о том, как выразить благодарность. Оскалив зубы, она кинулась на спину Неари, в ее горле клокотало негромкое рычание. Его голова резко повернулась, блеснули белки глаз, следом повернулся лук и точно так же блеснуло острие стрелы, направленной прямо в то место, которое Шай только что покинула.

Она присела, обхватила его за колени, толкнула плечом в бедро так, что он охнул, вцепилась одной рукой в запястье другой и, задохнувшись от запаха лошади и вони застарелого пота, приподняла задницу Неари. Щелкнула тетива, но Шай уже выпрямлялась, надрываясь, с рычанием, с криком и, хотя Неари был здоровенным и тяжеленным мужиком, она подняла его над перилами так же уверенно, как поднимала мешки с зерном на материнской ферме.