Когда она в очередной раз ударила его, он схватил ее за рубашку – ветхие нитки затрещали, и рукав наполовину оторвался – и попытался оттолкнуть, но сил у него уже не осталось, и она лишь отступила на шаг. Ее голова совершенно прояснилась, и она устояла на ногах, а вот Джег споткнулся и упал на одно колено. Она стиснула нож обеими руками, высоко подняла его и вонзила прямо в эту дурацкую шляпу, сплющив ее в блин и загнав лезвие по самую рукоятку в темя Джега.

Потом она подалась назад, ожидая, что ее противник упадет ничком. Он же внезапно выпрямился, как верблюд, которого она когда-то видела на ярмарке; тулья сплюснутой шляпы сползла ему на глаза и уперлась в переносицу, а из середины торчала рукоять ножа.

– Куда ты делась? – Слова звучали невнятно, будто его рот был полон мелких камешков. – Дым? – Он качнулся в одну сторону, потом в другую. – Дым? – и поплелся к ней, шаркая ногами и взметая пыль; острие меча, свисавшего из окровавленной правой руки, чертило царапину возле следов ступней. Он поднял левую руку, вытянутые пальцы которой были напряжены, хотя кисть расслабленно болталась в запястье, и начал подталкивать поля шляпы таким движением, будто хотел протереть что-то попавшее ему в глаз.

– Дхым? – Одна сторона его лица начала дергаться, дрожать, трепетать самым неестественным образом. Или, может быть, напротив, совершенно естественным для человека, мозги которого насквозь пропороли ножом. – Тс-сым… – Из-под полей его сдвинутой на глаза шляпы текла кровь, оставлявшая красные следы на щеке; рубашка уже наполовину промокла, но он все шел, дергая окровавленной правой рукой и звучно колотя эфесом своей сабли по бедру. – Тхы… – Она пятилась, глядя на него, чувствуя, что у нее самой руки онемели и вся кожа покрылась мурашками, пока не уперлась спиной в стену. – Ты-ы…

– Закрой пасть! – И она кинулась на него, толкнула в грудь обеими ладонями, сабля вывалилась из его руки, а окровавленная шляпа, приколотая ножом, крепко держалась на голове. Он медленно повернулся и упал ничком, отбросив правую руку в сторону. Кисть левой руки он подсунул себе под плечо, словно намеревался подняться.

– О… – буркнул он в пыль. И замер.

Шай медленно повернула голову и харкнула кровью. Слишком уж часто за последние несколько месяцев ей приходилось выплевывать наполнявшую рот кровь. Мокрые глаза она вытерла тыльной стороной трясущейся ладони. Она никак не могла поверить тому, что все произошло в действительности. Тому, что она как-то причастна к случившемуся. Это просто ночной кошмар, и ей нужно всего лишь проснуться. Она зажмурилась и открыла глаза – Джег валялся на том же месте.

Она глотнула воздуха и с силой выдохнула его, смахнула слюну с губ, кровь со лба, снова вдохнула и выдохнула. Потом подняла меч Джега, крепко стиснула зубы, чтобы подавить позывы к рвоте, которые раз за разом накатывали на нее, и перетерпеть ужасную боль в скуле. Мать вашу, как же ей хотелось сесть! Хотя бы просто остановиться. Но она заставила себя отвернуться. Заставила себя дойти до черного хода таверны. Того самого, из которого только что вышел еще живой Джег. Чтобы создать человека, требуется целая жизнь, полная тяжелой работы. А чтобы прикончить его – лишь несколько мгновений.

Неари сумел выбраться из дыры, которую проломил в ветхих половицах. Он лежал, вцепившись обеими руками в ногу поверх окровавленной штанины, и казался крайне расстроенным тем, что с ним приключилось.

– Ну что, поймал эту б…? – спросил он, прищурившись в сторону двери.

– О, конечно.

Он выпучил глаза и попытался, громко скуля, подползти к своему луку, который лежал неподалеку. Шай подошла поближе, подняла большую саблю Джега, и Неари повернулся, уставился на нее вытаращившимися от ужаса еще сильнее глазами и вскинул руку в тщетной попытке защититься. Она от души врезала по ней саблей плашмя, и он со стоном прижал руку к груди. Тогда она пнула его по голове сбоку, перевернула ногой и так и оставила лить слезы и сопли в грязный пол. Потом она сунула саблю за пояс, подняла лук и взяла из колчана несколько стрел. Подойдя к двери, она наложила стрелу на тетиву и выглянула наружу.

Додд все еще подбирал в пыли монеты, хорошо продвинувшись к колодцу. Совершенно не думая о том, как идут дела у его компаньонов. И в этом не было, в общем-то, ничего удивительного. Если Додд и обладал каким-то особым качеством, то оно заключалось в неумении думать.

Она спустилась с крыльца таверны, держась самого края лестницы, чтобы меньше была опасность, что ступенька заскрипит под ногой и преждевременно выдаст ее появление, наполовину натянула лук и тщательно прицелилась в Додда, который продолжал ковыряться в пыли, сидя на корточках спиной к ней; рубашка посередине потемнела от пота. После продолжительного, тщательного размышления она выбрала своей мишенью именно это пятно пота на спине. Но убить человека не так-то просто, особенно после тщательного размышления. Она смотрела, как он поднял последнюю монету, как положил ее в сумку, как поднялся, как затянул бечевку, как повернулся, улыбаясь.

– Я все…

Так они и стояли некоторое время. Он с сумкой серебра в одной руке, с растерянной улыбкой на освещенном солнцем лице, но в глазах, затененных полями дешевой шляпы, определенно просматривался испуг. Она на нижней ступеньке крыльца таверны – с окровавленными босыми ногами, разбитыми окровавленными губами, прилипшими к окровавленному лбу окровавленными волосами, – но лук держала твердо и уверенно.

Он облизнул губы, сглотнул, затем снова облизал.

– Где Неари?

– Ему не повезло. – Она сама удивилась стальному звучанию своего голоса. Как будто это говорил кто-то другой. Кто-то совершенно незнакомый ей. Может быть, Дым?

– Где мой брат?

– Ему еще сильнее не повезло.

Додд сглотнул, дернув потным горлом и медленно попятился.

– Ты убила его?

– Забудь об этой парочке и стой на месте.

– Послушай, Шай, ты же не станешь стрелять в меня, правда? После всего, через что мы прошли. Ты же не станешь стрелять. В меня. Правда? – Его голос делался все визгливее и визгливее, но он продолжал пятиться к колодцу. – Я не хотел этого. Это не я придумал!

– Конечно, не ты. Выдумывать – не твое дело, да и не способен ты на это. Ты только соглашаешься. Даже если это значит, что меня повесят.

– Послушай, Шай…

– Стой на месте, я сказала! – Она полностью натянула лук; тетива врезалась в ее окровавленные пальцы. – Парень, ты совсем тупой, да?

– Послушай, Шай, давай поговорим, а? Только поговорим. – Он держал перед грудью дрожащую ладонь, как будто рассчитывал остановить рукой стрелу, и не сводил с Шай бледно-голубых глаз, и внезапно она вспомнила, как впервые встретилась с ним, как он стоял, прислонившись к воротам извозчичьего двора, весело и непринужденно улыбаясь, обделенный умом, но веселый. А ей после того, как она уехала из дома, так не хватало веселья! И кто бы мог подумать, что она сбежала из дому именно для того, чтобы его найти?