Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я закрываю глаза, но задыхаюсь и открываю их, когда он зажимает мой клитор зубами.
– Смотри на меня. – Он облизывает губы. – Я хочу видеть твое лицо, когда разорву тебя на части.
– О боже …
Он сосредотачивается на этом единственном островке жара, его язык движется быстрее. Мои ноги трясутся, и все сжимается – все мои мысли и эмоции сливаются, пока я не становлюсь ничем иным, как пульсирующим ядром желания. И он знает, как меня заставить.
Я не могу сдержаться, все мое тело напрягается. Мое удовольствие течет на его язык и заливает мое тело, как приливная волна. Я думала, что кончу раньше. У меня никогда не было такого, пока Адам Монро не оказался между моих бедер. Мысли исчезают, когда я издаю грубый крик, мое тело сжимается и расслабляется в такт движениям его языка. Мой оргазм не линейный. Это американские горки, петли и падения, которые лишают меня равновесия и заставляют падать. Я могу дышать снова только в конце, когда поезд возвращается на станцию, медленный и вялый, его пассажиры пресыщены и взволнованы.
– Непослушный ягненок. В следующий раз я запишу те непристойные звуки, которые ты издаешь. – Он облизывает меня еще раз и встает, глядя на мое обмякшее тело с животным удовлетворением. Наклонившись, он проводит пальцами по моей щели. Я дрожу от его прикосновения, ощущение слишком сильное. Он подносит руку к губам и размазывает по лицу мою влажность, а затем слизывает остатки с кончиков пальцев.
О Боже.
Мой взгляд скользит вниз, к выпуклости на его штанах, и я тяжело сглатываю. Впервые в жизни меня охватывает трепет при мысли о том, чтобы доставить удовольствие мужчине своим ртом. Но Адам – не просто мужчина. Теперь я это знаю. Он моя слабость, единственное, что может сорвать мои поиски истины.
– Ты хочешь это? – Он проводит ладонью по толстому гребню.
– Я…
– Я скажу тебе, что хочу. Мой член так глубоко у тебя во рту, что ты не можешь дышать, что ты ничего не можешь делать, кроме как сосать и молиться, чтобы я отступил, пока ты не задохнулась. – Его гортанный голос задевает зазубренные части моего желания. – Слезы на твоих глазах, твои руки сжимают мои бедра. И страх. Так много страха.
Я сажусь, мое тело дрожит.
– Ты хочешь, чтобы я боялась?
Он приподнимает мой подбородок, и я встречаюсь с ним взглядом.
– Бойся, что тебе это нравится. Бойся собственной грязи, стоя передо мной на коленях. Бойся собственных желаний. Бойся того, как далеко ты зайдёшь, чтобы доставить удовольствие мне и себе… Вот что я хочу увидеть. Вот, что я увижу.
Опустив руку, он обходит кровать и хватает свою рубашку и куртку. Он уходит, хлопнув за собой дверью, и я смотрю ему вслед. Его шаги затихают и исчезают. Девушка, от которой меня отделяет стена, тихо плачет с другой стороны. По коже пробегает холодок, я натягиваю одеяло, оборачиваю его вокруг себя и пытаюсь понять все, что только что произошло.
Он дал. Я качаю головой. Он ничего у меня не взял. Не так, как я ожидала. Не так, как раньше. Адам подтолкнул меня, показал степень своего контроля, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом, он уступил.
Я ложусь и смотрю на балки в потолке, хотя Адам стоит перед моими глазами, как в кино. Это место – ад, а Адам – просто еще один из его дьяволов.
Может, он дал сегодня вечером, но он берущий. Все они. Это просто очередная фигня. Ему это нравится. Он такой же садист, как и все остальные. Я закрываю глаза и сворачиваюсь в клубок.
Мой разум повторяет грехи этого места. Но мое тело навсегда изменилось, и, боюсь, мое сердце тоже.
Глава 26
Адам.
Воскресная церковная служба начинается с обычной молитвы и увещевания о снисхождении Святого Духа, когда на сцену выходит Пророк. Святилище украшено к Рождеству, огромные гирлянды свисают с балконов и драпируют сцену. «Небесное служение» не пожалело средств в этом сезоне, устроив перед домом живую сцену в яслях, которые работает круглосуточно, демонстрируя плачущего или спящего младенца.
Сезонный декор только напоминает мне о приближающемся зимнем солнцестоянии. Подготовка идет, но три недели – немного. Отец ожидает, что я проиграю, не справившись. Я собираюсь сбить его долбанную спесь с помощью этого зрелища. Не то чтобы это меня утешило. Но на этот раз у меня есть что-то похожее на нормальные отношения отца и сына. Или, по крайней мере, я считаю нормальным хотеть разрушить дерьмовые ожидания старика.
Далила становится на колени на своем обычном месте, опустив глаза и скрестив руки. Призрачная в своем белом платье, она, кажется, колеблется между этим миром и потусторонним. Я яд, который истощит ее дух, волк, который разорвет ее на части.
Эти холодные факты не помешали мне попробовать ее вчера вечером. Я переминаюсь с ноги на ногу, когда мой член просыпается. Это всегда происходит со мной просто при мысли о ней, о том, как она выглядит на коленях. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы оторваться от нее после того, как я полакомился ее пиздой. Добравшись до дома, я включил видеозапись со мной между ее ног, и мне понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы кончить. Как бы я хотел, чтобы ее вкус был у меня на губах. Но сегодня вечером я исполню свое желание.
– … В грядущей войне.
Я поднимаю голову, когда мой отец отходит от сценария.
– Видите ли, друзья мои, приближается война. Та, к которой мы не подготовились. Но мы должны победить.
Ной толкает меня локтем. Что за хрень?
Я пожимаю плечами. Это что-то новенькое. Телесуфлер останавливается на словах «Мы должны молиться нашему Небесному Отцу о благополучии…»
– Падшие этого мира будут стремиться уничтожить нас. Хорошие люди здесь – но язычники хотят их смерти.
Некоторые голоса согласия доносятся из переполненного зала. Остальные молчат, глядя широко открытыми глазами, как мой отец проповедует последнее время.
– Террористы, феминистки, евреи, атеисты, мусульмане, нелегальные иммигранты, социалисты, Black Lives Matter, коммунисты, детоубийцы, безбожники, которые настолько развращены, что даже не будут произносить слова «с Рождеством», и даже хуже, трансгендеры, которые калечат себя и хотят сделать то же самое с вашими детьми, геи, которые охотятся на слабых…
В святилище эхом разносятся новые гневные крики, и на моей шее вздуваются