– Поедешь со мной? – обратилась она к Морису.

– Куда?

– Никуда… Просто прокатимся до «Ладьи». Погуляем на набережной.

– Хорошо, я только переоденусь.

– Я, пожалуй, тоже.

– А есть вы не хотите?

– Выпью чашку чая и съем какой-нибудь бутерброд.

– Оладьи еще не остыли. Вы будете с медом или с молоком?

– И с тем и с тем. Составишь мне компанию?

– Составлю.

Съев по паре пышных оладушек с медом и молоком, они отправились на прогулку. Морис уверенно вел машину, а Мирослава искоса посматривала на его профиль и тихо улыбалась. Она сама не могла объяснить почему, но ей было хорошо и уютно с ним. И в то же время роман с голубоглазым красавцем не входил в ее планы. По ее мнению, мужчины подразделялись на друзей, соратников, родственников не только по крови, но и по духу, и на тех, с чьей помощью она поддерживает тонус. Она не озвучивала пока свою философию Миндаугасу, но была уверена, что завязавшийся между ними роман сведет на нет их рабочие и дружеские отношения.

– Ты на меня за что-то сердишься? – нарушила она наконец молчание.

– Нет. Да и за что?

– За то, что я иногда не ночую дома…

– Это не мое дело.

– Верно, однако, тебе это не нравится.

– Дону тоже не нравится.

Мирослава усмехнулась, повернулась к нему, осторожно дотронулась пальцами до его руки.

– Морис, дорогой, у тебя ведь тоже может быть своя собственная жизнь…

– А вот это вас уже не касается, – заметил он неожиданно резко.

Она удивленно посмотрела на него и кивнула.

– Простите, – произнес он, – я не хотел, сорвалось.

Она ничего не ответила.

«Бог мой! – подумал Морис. – Ей даже в голову не приходит, что мне больно».

Они пристроили автомобиль на стоянке и спустились к «Ладье». Это изваяние было одной из достопримечательностей города, и жители весьма гордились сим творением скульптора. Стела «Ладья» располагалась на верхней террасе одной из частей набережной и представляла собой монументальную скульптуру. А после того, как на склоне под «Ладьей» появился огромный фонтан, струи которого взмывали вверх на пятнадцать метров, а потом падали вниз, подобно водопаду, мало кто из гостей города не заглядывал сюда. Сами же жители считали набережную с «Ладьей» любимым местом отдыха. Мирослава не была в этом случае исключением. Морису «Ладья» тоже нравилась, раздражали его только надписи на стенах сооружения, эта неизбывная русская привычка заявлять о себе везде, где бы ни был. «Здесь был Вася!» Или вот это: «Люся + Гена…» Надписи регулярно стирались коммунальными службами города, следящими за скульптурой, но время от времени появлялись опять.

Впрочем, придирчивость Мориса и его нерадужное настроение испарились сразу же, как они вдвоем оказались возле фонтана и прохладные брызги коснулись их лиц. Морис осторожно взял Мирославу за руку, и она не отняла своей ладони.

На следующее утро дело об обнаруженном вечером теле мужчины уже лежало на столе Наполеонова.

– Как говорится, до кучи, – бурчал он себе под нос.

Нужно было устанавливать личность убитого. Отчета о вскрытии пока еще не было, как и результатов сравнительной экспертизы крови жертвы с кровью, обнаруженной в салоне. Зато имелось заявление о пропаже найденных ночью недалеко от места преступления «Жигулей». Заявитель – сотрудник НИИ.

– Замечательно! – фыркнул Наполеонов. – Научный сотрудник тоже может совершить преступление.

И ни к селу ни к городу добавил:

– Особенно если он до сих пор ездит на «Жигулях».

– Может, но заявитель не ездит на этой машине, ею пользуется… – проговорил расположившийся напротив следователя капитан Ринат Ахметов.

– Так заявитель… – не дал договорить ему Наполеонов.

– Заяц Аникей Константинович.

– Мама родная, – вздохнул следователь, – кому же заявитель доверил пользование своей машиной?

– Доверенность на тестя.

– Где тесть?!

– На симпозиуме во Франции, вернется через неделю.

– Понятно. Этот, наверное, тоже сам не пользуется.

Ринат пожал плечами.

– Больше никто не мог взять машину?

– Товарищ Заяц говорит, что ею воспользовался угонщик.

– Чер-те что! – вырвалось у Наполеонова.

– Жена, дети у него есть?

– Есть и жена, и теща, и дети, но дети еще маленькие. Одному четыре года, другому пять. Так что в угонщики не годятся, – проговорил с сожалением оперативник.

Наполеонов уставился на Рината подозрительным взглядом.

– Шучу я, шучу, – махнул тот примирительно.

– Он еще шутит, – пробурчал Наполеонов.

– Извини.

– Ринат, узнай размер обуви жены, тещи и на всякий пожарный самого Зайца.

– Уже узнали.

– Ну и? – напрягся Наполеонов.

– Жена носит 39-й размер, теща 41-й, у хозяина 45-й номер, а дети, как я уже говорил, еще крохи.

– Понятно.

– Отпечатки пальцев совпадают с отпечатками пальцев владельца машины, его жены, детей и тещи. Еще обнаружены отпечатки двух неустановленных лиц.

– Есть! Угонщик был без перчаток?

– Выходит, что так. Хотя кто знает, кто именно оставил там отпечатки.

– Надо искать.

– Ищем.

После обеда пришли результаты экспертизы, из которых следовало, что кровь, обнаруженная в салоне «Жигулей», совпадала с группой крови убитого.

К вечеру позвонила начальник убойного отдела Василиса Воеводина.

– Шур, – сказала она, – ребята мои прошерстили нашу картотеку, и отпечатки из «Жигулей» совпали с отпечатками пальцев мальчишек, стоящих на учете.

– Трудные подростки?

– Ага.

– За что задерживались раньше?

– За драку. И одного из них за неудачный угон машины. Но дела заведено не было.

– ?

– Заявитель забрал заявление.

– Пожалел малолетних хулиганов?

– Вроде того.

– Сколько им лет?

– Сейчас 14 и 15. Будем задерживать?

– Будем. С родителями. Сама понимаешь…

– Понимаю, – отрезала Василиса Никитична и отключилась.

С Василисой Наполеонов был знаком не первый год, с тех пор как она еще была оперативником и училась в вузе. Она была отличным работником. На нее всегда можно было положиться, она горой стояла за своих оперативников. Был у Воеводиной Василисы Никитичны один недостаток. Она была молода. Чтобы придать себе солидности, она носила строгие костюмы и тугой узел из темно-русых волос на затылке. А глаза у Василисы были серые, ясные и четко очерченные темными стрельчатыми ресницами.