Василиса, как и Мирослава, не красилась и не носила высоких каблуков. Но в отличие от Волгиной Воеводина мечтала не о звездах, мерцающих на небесах, а о вполне реальных звездах на погонах. И желательно в перспективе генеральских. Своих карьерных устремлений Василиса особо и не скрывала, но в то же время у всех, кто был с ней знаком, было ощущение – нет даже сомнения, что своих головокружительных высот Василиса будет достигать честно и бескомпромиссно. Удастся ли ей это, могло показать только время.

Было уже довольно поздно, когда Наполеонова проинформировали, что подростки задержаны. Он решил не откладывать допроса и расспросить их обо всем немедленно. В то, что подростки убили и надругались над мужчиной, не верилось. Но чем черт не шутит.

Первым в кабинет следователя ввели Мазуркевича Глеба. С ним была его мать Нина Степановна Мазуркевич.

– Так, – сказал следователь, оглядев парня, – рассказывай.

– Чего рассказывать-то? – насупился подросток.

– Как вы с дружком своим человека убивали.

– Какого человека? Мы никого не убивали!

– Так что же вы делали в машине?

– Мы это… – Глеб замялся.

– Угнать они ее хотели, – всхлипнула мать парня, – он мне все по дороге рассказал.

– Ма! Чего ты!

– Рассказывай, идол! Посадят ведь вас за убийство! – заплакала мать.

Наполеонов встал и налил в воды.

– Выпейте, Нина Степановна, – проговорил он, протягивая ей стакан.

– Спасибо. – Женщина жадно приникла к стакану. Было слышно, как постукивают ее зубы о край.

– Ма, ну чего ты, не плачь. – Сын дотронулся до ее плеча.

– Рассказывай, – всхлипнув снова, попросила она.

– Короче, мы гуляли, – начал подросток.

– С кем?

– Неважно, – буркнул он.

– С Прохором Красильниковым.

– Откуда вы знаете? – невольно вырвалось у Глеба, и лишь спустя несколько секунд он понял, что выдал себя.

– На то мы и полиция, чтобы знать, – выдохнул Наполеонов, – продолжай.

– Короче, гуляли мы с Прохором, – понуро продолжил Глеб, – и увидели машину на обочине, подошли.

– Зачем?

– Из любопытства, – пожал плечами подросток, – смотрим, а она не заперта. Ну, мы забрались внутрь…

– Собрались угнать?

– Почему сразу угнать, – насупился Глеб, – просто посидеть…

Парень замолчал и испуганно посмотрел на следователя.

– Что дальше? – спросил тот.

– Мы заметили кровь…

– Почему вы решили, что это кровь?

– Мы же не дураки, – пожал плечами парень.

– И что?

– Я говорю, может, кто курицу вез, и натекло, а Прошка сказал, что это человечья кровь.

– Почему он так решил?

– Говорит, что раз машина брошена незакрытой, то тут убили кого-то.

– Дальше?

– А дальше не было, – опустил голову Глеб, – мы испугались и убежали. И только дома сообразили, что наследили в машине.

– Почему не пошли в полицию?

– Так испугались мы.

После подписки о невыезде, подписанной матерью Глеба, парня отпустили.

– Я что, могу идти? – не поверил своим ушам Глеб.

– Можешь.

– Совсем?

– Нет, когда понадобишься, тебя вызовут.

Нина Степановна схватила сына за руку и потащила его из кабинета, не забывая на ходу непрестанно благодарить следователя.

Наполеонов успел выпить чашку горячего чая, подсунутую ему Эллой, и забросить в рот пару маленьких печений, прежде чем в кабинет вошел дружок Глеба Прохор Красильников со своей матерью Ренатой Савельевной.

– Садитесь, – сказал следователь и, посмотрев на Прохора, проговорил: – Рассказывай, что произошло вчера вечером.

– А чего вчера произошло? – завел шарманку Прохор. – Ничего и не произошло.

– Устал я, – сказал следователь, вроде как не обращаясь ни к кому.

Потом посмотрел на Красильникова.

– Может, ты в изоляторе посидишь, а я пока домой поеду, отосплюсь?

– Как это домой?! – ахнула Красильникова.

Но следователь не обратил внимания на ее слова.

– Заодно и у тебя будет время все вспомнить, обдумать.

– Я и так все помню! – закричал Красильников.

– Если помнишь, то рассказывай. Я с тобой нянькаться на ночь глядя не собираюсь.

– А вас никто и не просит, – взвизгнул по-щенячьи Прохор.

Следователь начал подниматься из-за стола.

– Да рассказываю я, рассказываю! – заторопился Красильников.

Наполеонов опустился обратно.

– Вчера мы с Глебом пошли прогуляться.

– Почему так поздно?

– А че, нельзя?

– Нельзя.

Что буркнул Прохор, Наполеонов не разобрал, зато Рената Савельевна стала крутить пластинку, которую любой сотрудник полиции слышал не один раз: я его одна воспитываю, на двух работах работаю.

Наполеонов махнул рукой. И женщина тотчас замолчала.

– Рассказывай. – Следователь повернул голову к подростку.

– Мы гуляли и вдруг увидели автомобиль, он стоял на обочине, дверцы не заперты, по всему видно, что машина ничья.

– Разве так бывает? – спросил Наполеонов.

– Чего бывает? – не понял Прохор.

– Что машина ничья.

– Да сколько угодно!

– Рухлядь если. А хорошую машину никто не бросит.

– Но это были старые «Жигули», и мы подумали…

– Что можно прибрать ее к рукам?

– Не насовсем, а только немного покататься. Мы бы потом ее на место поставили. Честное слово! – Прохор одарил следователя преданным взглядом хитрых светло-карих глаз.

– Залезли вы в салон, – поторопил следователь, не купившись на показную искренность парня.

– Ну залезли, – нехотя согласился тот.

– Но никуда не поехали.

– Не поехали.

– Потому что…

– Потому что мы увидели на коврике кровь.

– Чью?

– Откуда же нам это знать?! – вполне искренне изумился Прохор.

– И что вы подумали?

– Что в автомобиле кого-то убили или перевозили убитого.

– И почему же вы не обратились в полицию?

– Ага, – хмыкнул подросток, – чтобы вы нас за ушко и на солнышко.