Хельги немного попрыгал на заиндевелых камнях, размахиваяруками, но камни хрустели очень уж громко. Тогда он решительно разделся,подошел к увешанному сосульками краю ледничка, полюбовался немного таинственнымсветом, мерцавшим из глубины, – и шагнул под обжигающе-холодные струйки,весело катившиеся в озеро.

Видела бы мать, подумал он, вертясь и содрогаясь под частойкапелью, от которой на груди и руках выступали жаркие пятна. Да, здесь никто нелез к нему с советами и предостережениями, не упрашивал одеваться теплее и ни вкоем случае не ходить на лодке мимо Железной Скалы… Но странное дело: теперь,когда надоедливые заботы матери превратились в воспоминания, они растягивалиего губы улыбкой вместо того, чтобы сердить… А может, он просто стал взрослыммужчиной?

Спросить бы Оттара, но Оттар, не знавший матери, вряд лисумел бы что-нибудь подсказать.

К тому времени, когда солнце напоролось на вершину чернойскалы, оплавило ее и осталось висеть, истекая золотой кровью, Хельги распласталвторого лосося и принялся его чистить. Пожалуй, пора было будить остальных, ион запустил мелким камешком в Карка, потом в Оттара. Оба немедля проснулись, иОттар вместо благодарности выругался:

– Всякий сопляк берется судить, сильно ли я устал!

Он не привык, чтобы ему возражали. Хельги отмолчался: онстерпел бы даже затрещину, на Оттара нельзя было обижаться, как не обижаются настаршего брата. Зато Карк смотрел на него в явной тревоге, ожидая отместки.Страх, достойный невольника. Древний Хегни, чье мужество не знало предела, сампошел на казнь, не желая, чтобы вместо него убили раба. Карк, наверное, никогдаи не слыхал про такое, рабы редко беседуют о чем-либо, кроме еды и работы. Онтак и не понял, почему Хельги не стал его выдавать.

Сворачивая мешок, Оттар все смотрел на гусей, щипавшихредкую зелень и громко гоготавших на том берегу. Хельги ждал, что Оттарпредложит добыть впрок две-три птицы, благо каждый захватил с собой лук, –но Оттар вдруг сказал:

– Сколько гусей, а вот лебедя я больше не видел. Может,я последних застрелил возле Рогатой горы?

Они направились вниз по течению ручья. Вода в нем быламутная и неслась с бешеной силой, ворочая камни: думай дважды, прежде чемзатевать переправу. Кое-где ручей проел в песчанике широкое глубокое ложе; виных местах попадался гранит, и он с ревом пенился на порогах.

– Всего на пять ночей отпустил меня Ракни, –сказал Оттар. —

Надо нам поворачиваться, если мы вправду хотим увидетьчто-нибудь, кроме этих камней!

Весело было идти вместе с ручьем, бежавшим под гору;сделалось еще веселее, когда впереди вновь открылось далекое море и гористыеострова, черные на синем, с серебряными шапками ледников. Совсем другой берег,не тот, что провожал их накануне.

Этот склон смотрел к югу, на солнце. Перевал останавливалхолодные ветры, и здесь росло куда больше зелени, чем в фиорде Вагна, шаганельзя было сделать, не наступив на цветок. Хельги впервые в жизни стало жалкоих мять. И как не пожалеть белые, желтые, красные, ярко-лиловые звездочки, едвауспевшие обрадоваться скудному солнечному теплу? Зря, что ли, они такприжимались друг к другу и к земле, собираясь в зеленые подушки, и на одном крохотномкустике можно было обнаружить сразу ягоды и цветы: то, что в других странахуспевало свершиться за одно лето, здесь растягивалось на два, а то и на три.Надо будет собрать потом десятка два разных и захватить домой – показатьматери. Мать любит цветы…

Путешествие по ручью кончилось неожиданно скоро. СперваХельги заметил, что птицы стали носиться так часто, как бывает лишь рядом сгнездовьями, а ведь до моря было еще не близко… Он едва успел подумать об этом,и цветущая тундра исчезла, ринувшись в бездну обрывом чудовищной высоты. Навыступах слоистого камня кричали и суетились вездесущие кайры. Ручей с разбегуперелетал через кромку и падал вниз цельной струей. Шума ее падения нельзя былоразличить.

Оттар первым подошел к самому краю и посмотрел вниз, уперевруки в колени.

– Ого, – долетело до Хельги. Хельги тоже заглянулв пропасть и понял, что возглас Оттара относился не к высоте.

Там, прямо под ногами, был хорошо виден сине-зеленый,облитый солнцем фиорд с мутными пятнами в устьях речек и ручьев, впадавших сразных сторон. В глубине проступали мели. Устье фиорда слепило глаза, плотнозакупоренное льдами. А на берегу, за сыростью и водорослями полосы отлива,стоял дом. Очень похожий на тот, что выстроил себе Вагн. Оленьи рога украшалигребень его крыши… . А рядом с домом виднелся длинный боевой корабль, заботливовытащенный на сушу и поднятый на подпорки. И – ни души вокруг, если не считатькружившихся и галдевших обитателей гнезд…

– Вот и верь после этого россказням путешествующих поморю, – проговорил Оттар и отодвинулся от края. – Я смотрю, сюдаплавают все, кому только не лень!

Хельги прикинул на глаз расстояние до вершины фиорда иотозвался:

– Немалое время мы потратим, обходя обрыв. И как знать,кто встретит нас в доме.

Оттар усмехнулся:

– Даже если там сам Вагн, он не погонит нас с порога.Но на Вагна мало похоже, этот корабль не его. А обходить обрыв мы не будем, мыспустимся. Если, конечно, никто из нас не боится.

Да, лететь отсюда было вряд ли ближе, чем с Железной Скалы…Хельги еще раз посмотрел вниз и ослабил лямки мешка, чтобы в случае чего легкосбросить его со спины.

Карк уже вытащил пару крепких веревок и невозмутимосравнивал их, протягивая меж пальцев. Нетерпеливый Оттар выдернул у него одну ибросил Хельги свободный конец:

– Пойдешь вторым… я сам проверял их еще на корабле, накаждой можно вешать всех нас троих.

Карк вдруг посерел, как обсохшие на солнце булыжники, иприжал огромные ладони к груди:

– Дай мне эту веревку и позволь пойти первым!.. Я здесьсамый никчемный, невелик будет убыток, если сорвусь!..

Оттар ответил, привязывая веревку к ремню:

– Ты здесь самый ловкий и навряд ли слабее меня.Удержишь, если птицы стащат нас со скалы.

Хельги понуро молчал, слушая вполуха. Дома он один ползал покручам, одолевая обрывы пострашней этого, а Оттар опять оберегал его, какмаленького, ставя в середину. И мало пользы доказывать, что в горах Линсетрадавно не осталось скалы, не выглаженной его животом…

Конец веревки ударил Хельги по сапогам: на лице Каркабессильная злоба мешалась с искренней мукой. Случись что с Оттаром,вольноотпущенник не переживет его ни на день.

Оттару тоже явно не впервые приходилось карабкаться покрутизне. Мало ли у каких островов останавливался прежде Ракни сэконунг,посылая своих людей набрать вкусных птичьих яиц! Оттар спускался медленно иосторожно, изредка поглядывая вниз. На всем огромном обрыве не было уголка, необлюбованного какой-нибудь птицей; волей-неволей Оттар тревожил гнездо загнездом, и разъяренные хозяева взмывали из-под ног, неистово ругаясь на своемязыке и целя острыми клювами в его затылок, укрытый плотной кожаной шапкой.Оттар не отмахивался, больше оберегая руки, лишенные рукавиц.